Заточение патриарха гермогена год. Значение слова гермоген в краткой биографической энциклопедии

26.05.2013: ПОДВИГ ПАТРИАРХА ЕРМОГЕНА
25 мая 2013 года у стан Московского Кремля к 100-летию прославления в лике священномученика будет открыт памятник святителю Ермогену, Патриарху Московскому и всея Руси, чудотворцу

Многие наши современники имеют лишь самое общее представление о жизненном подвиге Патриарха Ермогена (1530-1612 гг.). Мало знать жизнеописание Патриарха, нужно понимать суть его подвига и сделать надлежащие выводы применительно к себе и современным условиям нашей жизни.
Сведения о биографии Святителя Ермогена скудны и отрывочны. Имя Патриарха Ермогена в общественном сознании прочно связано с событиями Смутного времени. Не зная земную родословную Святителя Ермогена, можно через его наставников восстановить родословную духовную, восходящую к Преподобному Сергию Радонежскому.
Сквозь образ Святителя Ермогена, молитвенника и пастыря, постоянно проступает лик воина, решительного, твёрдого, мужественного. На Руси годы жизни Святителя были отмечены непрерывными тяготами военных действий. Московское царство в то время было государством воюющей нации. Практически ежегодно на русской земле происходили военные конфликты с татарами, литовцами, поляками, немцами, шведами…
Долгие годы Русь представляла собой единый военный лагерь. Это, естественно, откладывало отпечаток на все стороны жизни народа-воина.
По преданию, воин Ермолай участвовал в покорении Казанского ханства и штурме Казани. На протяжении десятилетий жизнь и деятельность Святителя протекала на берегах Волги, где набеги татар совершались регулярно, подчас по нескольку раз в году.
Знаменитая икона того времени «Церковь воинствующая» представляет русскую судьбу как поход длиною в жизнь воинов Христовых во главе с царём-игуменом земли Русской. Мобилизационная готовность стала надолго национальной русской чертой.
В 1803 г. «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств» начало сбор средств на создание памятника Патриарху Ермогену, гражданину Минину и князю Пожарскому. В результате на Красной площади в Москве был воздвигнут известный памятник только Минину и Пожарскому…
В 1913 г. прославление Патриарха Ермогена в лике священномученика происходило в Московском Кремле в атмосфере всеобщего духовного подъема. Был объявлен конкурс на создание памятника Святителю Ермогену, но начавшаяся вскоре Отечественная война с германцами не позволила довести дело до конца.
Великие потрясения и падения судьба посылает великим народам в качестве мощного импульса очищения и обновления для дальнейшего развития.
Трагедия Смуты стала прологом возрастания Русского Народа до уровня единственного на планете надёжного хранителя чистоты Благой Вести Господа нашего Иисуса Христа. Именно во время Смуты наиболее полно раскрылись духовные дарования Патриарха Ермогена и его таланты народного вождя.
Природа человека не меняется с изменением исторических эпох и обстоятельств. Совершенствуются лишь технические средства, окружающие человека, страсти людские остаются неизменными. Поэтому многие закономерности различных смут на Руси совпадают, что позволяет проводить относительно достоверные исторические аналогии.

Патриарх Гермоген отказывает полякам подписывать грамоту.
Павел Чистяков. 1860. Фрагмент.

Святитель Ермоген в одной из своих грамот чётко определил духовную сущность Смуты:
«Правосудный Бог, наказывая нас за наши грехи и милостиво наводя на нас гнев Свой-то голодом, то нашествием иноплеменников, иногда мором и междоусобными бранями, иногда же пожарами и прочими житейскими напастями, наводя на нас разные бедствия, и тяжести, и лютые болезни, побуждает тем, особенно ленивых и ожесточенных, к добродетели и наставляет на путь спасения…»
Опытный пастырь не жаловался на коварных врагов, но обращал покаянное внимание на внутренний мир русского человека, его сердце и душу, где действовали душепагубные страсти, разрушающие как самого человека, так и окружающий его мир. По сути, урок подвига Патриарха Ермогена- это призыв к покаянию, метанойе-выздоровлению и преображению человеческой личности. Святитель провёл уникальный чин всенародного покаяния. Это положило начало общенародному осознанию своих отступлений от правды Божией, ставшему важнейшим духовным условием преодоления нестроений в Московском царстве. Внешнюю историческую и социальную суть Смуты как начала XX века, так и начала XVII раскрыл Святитель Николай Сербский:
«Вы уверены, что нынешние страдания православного русского народа-наказание Божие? Признаюсь, я не уверен. Так ошибиться недолго, если считать всякое страдание народа или личности наказанием Божиим. Три голгофских креста учат нас осторожности в оценке чьих-либо страданий. Разве Христос был распят в наказание? В длинной череде мучеников мы видим и пророков, и апостолов, много светлых праведников. Их страдания не были наказанием, а если страдали они за грехи, то не за свои… Страдание Святой Руси за грехи попущено, но за чьи?.. Разве Россия грешнее всех других стран и за это несёт тяжелейшие страдания? Всему миру очевидны две вещи: первое, Русский Народ горит в пламени страданий, как когда то три отрока в печи вавилонской;второе, материалистические и безбожные теории, которые разожгли в России этот огонь, возникли не в русском православном народе, и носители их рождены в народе не русском и не православном. Всё остальное-тайна Промысла Божия».
Слова эти относятся к XX веку русской истории, но справедливы и применимы к отечественной истории в целом, в том числе и к периоду Смуты начала XVII века. На протяжении веков Русский Народ спасал Европу от завоевания воинственными татаро-монголами и Османской империей. В борьбе с русской силой истощилась и исчезла как Золотая орда, так и Блистательная Порта. Уничтожив коренные народы Нового Света-Америки, католический мир обратил свои алчные взоры на Восток. Имея опыт разгрома православной империи ромеев - Византии-новые крестоносцы вознамерились в ходе похода на восток уничтожить Московское царство преемника Вселенского Православия - Русского Народа. Крестовый поход был остановлен подвигом наших предков в Ливонской войне и в Смутное время. Вспомним, во время семибоярщины Москву сжёг интернационал поляков, литовцев, немцев, венгров; польско-литовские разбойничьи отряды разоряли и жгли русские города и сёла; шведские войска оккупировали новгородские земли, стратегию военной и религиозной экспансии определяли итальянские и испанские иезуиты; английские негоцианты и голландские торговые дома уже примеривались к Волге, переходящей в великий шёлковый путь…Действительно, трагедия Смуты имела своей причиной не только прегрешения русских людей.
Во время Смуты промыслительно на место проводника воли Божией к русским людям был послан непоколебимой веры праведник и аскет Патриарх Ермоген, подготовленный к испытаниям лихолетья всей своей жизнью.
Летопись отмечала: «Учинилось нечаемое: отцем отец, боголюбивый Патриарх Ермоген встал за православную веру несомненно и не убоясь смерти; он призвал православных христиан, укрепил и за веру православную всем велел стоять и помереть. Если бы не от Бога был послан он, такого дела не учинил бы!»
В Православии считается, что испытания, посылаемые человеку или народу, не превосходят их возможностей выдержать и преодолеть эти испытания на путях правды Божией за Веру, Народ и Отечество.
Святитель Ермоген не миновал ни одной из ступеней лествицы церковной жизни. Первоначально он вступил на стезю белого духовенства. В этот период жизни в 1579 г.он был отмечен участием в обретении Казанского чудотворного образа Божией Матери. Затем иерей Ермолай принял благодатные дары монашества-духовного сословия подвижников уединения, целомудрия, послушания, нестяжательства, внутренней и внешней молитвы.
Иерархическое восхождение Патриарха Ермогена было обусловлено очевидными личными достоинствами Святителя.
Патриаршее служение Святителя Ермогена началось 3 июля 1606 г. в возрасте 76 лет. У второго Патриарха Московского и всея Руси не было иллюзий о своей грядущей судьбе. Весной 1611 г. Первосвятителя заточили в темницу в подвале Чудова монастыря. Более девяти месяцев он провёл в узах.
17 февраля 1612 г. Патриарх Ермоген принял мученическую кончину от голода и жажды. Таким образом, Предстоятель нёс патриарший крест 5 лет и 7 месяцев в условиях войны, оккупации и заточения.
Церковное служение Святителя Ермогена на патриаршей кафедре было многогранным: молитвенный подвиг и духовное окормление всероссийской паствы, труды по устроению земной части церковной государственной жизни.
Слово и дело Патриарха были всегда едины. Все знали, что, призывая стоять за веру, сам Святитель стоит за веру неколебимо, обличая ложь, сам живет праведно по правде Божией; призывая претерпеть мучения ради Святой Руси, сам стойко и смиренно переносит угрозы, насилие, узы и голод.
Слова «пастыря доброго» доходили до Дикого поля на юге царства, сибирской тайги на востоке, Студёного моря на севере.
В ответ на призыв Предстоятеля откликались города по всей Руси великой, посылая своих сыновей-воинов, деньги и припасы для спасения Отечества.
Патриарх отвечал перед Богом за устроение церковной жизни. Даже в наиболее напряженные периоды Смуты в Русском царстве строили храмы, основывали монастыри, переписывали и издавали богослужебные книги. В условиях гражданской войны и интервенции в патриаршество Святителя Ермогена было основано более сорока монастырей, в том числе в далёкой Сибири среди инородцев-язычников. Патриарх в хаосе и безначалии Смуты сохранил систему церковного управления, связь с епархиями и монастырями.
Святитель не падал духом и требовал от архиереев рассылать «учительные грамоты» представителям власти на местах и воинским начальникам, «…чтобы унимали грабёж, сохраняли братство и, как обещались положить души свои за дом Пречистой, и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили».
Предстоятель возглавил традиционное церковное служение милосердия в то жестокое время. Патриарх благословлял и организовывал взаимную помощь русских людей, лечение в монастырях раненных, поддержку голодных, погорельцев, беженцев, вдов и сирот…
Личным примером, молитвой, проповедью «пастырь добрый» вовлёк свою паству во всём многообразии её талантов и дарований в дело освобождения Отечества и сбережения Православной веры.
Первосвятитель был знатоком знаменного роспева, он лично составил и выпустил специальное руководство для церковных певчих-«Послание наказательное ко всем людям, паче же священникам и дьяконам, о исправлении церковного пения». Предстоятель составлял и издавал жития святых и духовные литературные произведения, вёл дневник-летописец, наставлял царя и боярскую думу, письмами и грамотами увещевал и вдохновлял народ, рассеянный на бескрайних просторах Московского царства. Очень многое повидавший на своём веку Святитель не зарыл в землю свой талант уникального жизненного опыта, но внёс всё, что имел в сокровищницу исторической памяти и мудрости народа. Пафос и дух этой эпохи передают слова Патриарха Ермогена:
«Ты же, хотя бы и малое стадо верных сынов Святой Руси, не бойся, яко благоизволил Отец Небесный дати нам царство… Если велики волны и грозна буря, не бойся гибели, ибо на камне веры и правды стоим. Пусть пенится и беснуется море, оно не может потопить корабля Иисусова!»
Святитель Ермоген, будучи по призванию своему пастырем, активно делился своим жизненным опытом в огласительных беседах и проповедях с амвонов храмов Казани, Астрахани и Москвы. Он выпестовал своих духовных чад, таких как казанского владыку Ефрема и астраханского архиепископа Феодосия, достойно принявших эстафету служения Русскому Народу.
В течение своей жизни Святителю Ермогену приходилось отвечать на многие вызовы. Не следует забывать властные амбиции антиправославных сил, временно затаившихся после ожесточённой брани с преподобным Иосифом Волоцким и Святителем Геннадием Новгородским.
После государственного переворота, осуществлённого семибоярщиной, реальным стало распространение власти католиков на всю территорию Московского царства. Этой угрозе дали решительный отпор мужественные сыновья Отечества во главе с Патриархом Ермогеном.
Лучшее определение для жизни Святителя-подвиг.
Симфония властей середины XVI века на Руси дала добрые плоды. Ровеснику Святителя Ермогена царю Иоанну Васильевичу Грозному и митрополиту Московскому Макарию удалось заложить прочный государственный фундамент исторического бытия и развития Русского Народа. В разгар Смуты наши предки противопоставили разрушительному хаосу свой исторический опыт созидания: возносили молитвы Богу, обороняли свои святыни, строили храмы, рожали детей, издавали книги, сеяли и собирали хлеб.
Общая вера сплотила русских людей в духовное мистическое единство, которое и создавало сакральное чувство принадлежности к своему народу. Святитель
напрямую связывал понятие «русский» с понятием «православный».
В гимне Нижегородского ополчения русские названы «народом промысла Божия».
Содержание грамот Святителя Ермогена несли в себе простые и ясные указания:
«Россия-русским. Престол-православному царю. Врагов-вон».
Патриарх, по выражению летописца, был «стеной» и «забралом» своих соотечественников.
Деятельность Святителя попала в резонанс с настроениями и чаяниями всего боголюбивого народа Московского царства. Для русских людей он был своим, имел родственное устроение души, полностью соответствовал национальным чертам характера. Русские люди-одна большая семья-видели в Святителе защитника-отца, строгого, требовательно и горячо их любящего…
Русским людям, знавшим, что вместе с ними в одном времени и в одном пространстве молится, страдает, борется и не сдается их духовный отец, легче было отдать всё имущество и саму жизнь на алтарь Отечества.
Святитель Ермоген был достойным продолжателем национальных духовных традиций, заложенных в Русском Народе великими подвижниками-преподобными Сергiем Радонежским, Александром Свирским, Иосифом Волоцким и Нилом Сорским…
Из подземелья Святитель сумел послать верным русским людям предсмертную грамоту, в которой писал: «Всем вам от меня благословение и разрешение в сём веке и в будущем. Стойте за веру неподвижно, а я за вас Бога молю»…
Показателен девиз нижегородского ополчения во время Смуты:
«За веру Православную, за святые Божии церкви, за души свои, за Отечество».
Действительно, это чётко сформулированная русская идея на все времена..
Именно народ вместе со своим Первосвятителем стал вершителем судеб России и показал удивительную способность к системным совместным действиям в период безначалия. Уникальный исторический феномен переписки русских городов возник под влиянием посланий Патриарха Ермогена. Переписка эта стала составной частью проводившейся тогда информационной войны, примером живой соборности наших предков.
Испытания, сопровождавшие Святителя всю жизнь, усугубились в Смутное время и достигли своего апогея в темнице Чудова монастыря.
Явившиеся в узилище поляки и изменники-бояре услышали грозно прозвучавшие судьбоносные слова народного вождя:
«Да будет над теми, кто идёт на очищение Московского государства, милость от Господа Бога, а от нашего смирения благословение; а на окаянных изменников да излиется гнев от Бога, а от нашего смирения да будут прокляты они в сём веке и в будущем!»
Исторические факты свидетельствуют, что грозное проклятие Патриарха настигло всех злодеев, каждого по-своему. Все распоясывавшиеся в Смуту враги Православия и предатели Отечества сполна получили своё «по написанному в книгах в соответствии с делами своими».
Святитель Ермоген жил в период тектонических сдвигов в бытии русского общества. В это время многое в отечественной истории происходило впервые: появился первый русский царь, первый русский патриарх, первая печатная отечественная книга, первая почта, первый стрелец, первый самозванец, первый лжепатриарх, впервые открыто совершено убийство царя… Этот список можно продолжить.
В устроении государства и Церкви произошли фундаментальные изменения.
Великое Княжество Московское в правление великого князя Иоанна IV Васильевича стало царством - сильным централизованным государством. Территория страны увеличилась в двое и Русь стала крупнейшей европейской монархией. Численность населения царства, фактически уже империи, возросла в полтора раза, достигнув приблизительно 9 миллионов человек. У Дикого поля были отвоёваны миллионы десятин плодороднейшей земли, существенно увеличилось производство хлеба.
За годы жизни Святителя Ермогена Русская Церковь обрела организационную полноту и стала независимой от Константинополя поместной Церковью с русским патриархом во главе. Святитель Ермоген был современником четырёх царей. На троне московских государей династию Рюриковичей сменила династия Годуновых, свергнутых боярским заговором, использовавшим для этого самозванца. С Лжедмитрием покончил заговор аристократов во главе с Василием Шуйским, занявшим престол без лишних церемоний. Царя Василия Шуйского свёл с престола заговор бояр, захвативших власть в форме коллективного правления семибоярщины, которых оттеснили от опустевшего Московского трона бесцеремонные польско-литовские оккупанты…
Из фазы интенсивного развития и созидания страну обрушили в пучину разрушения и хаоса. За годы Смуты в Московском царстве объявилось, по меньшей мере, 17 самозванцев: пять «воскресших царевичей» Дмитриев, девять «сыновей» царя Фёдора Иоанновича, два «сына» царя Василия Шуйского и экзотический астраханский «царевич» «Иван-Август»…
Опричнина поколебала власть могущественных боярских кланов и расчистила путь служилому дворянству. Реформа землевладения превратила бояр-вотчинников в царских слуг, обязанных защищать Отечество.
Земская реформа оздоровила государственный организм и создала оптимальную модель русского государственного устройства: сильную централизованную власть, защищающую Православие, организующую оборону страны, развитие стратегических отраслей экономики, справедливое законодательство, свободу местного самоуправления.
Преобразовался лик Русской Земли: были основаны многочисленные города, возведены сотни крепостей, монастырей, храмов.
Годы жизни Святителя Ермогена стали в отечественной истории не только периодом великих созидательных свершений, но и временем разгула в среде аристократии тёмных сил смуты и хаоса.
На своём веку Патриарх Ермоген видел разъяренные толпы бунтующей черни, фигуры юрких поджигателей и наёмных убийц, войска иностранных захватчиков, «благочестивых» сектантов и лицемерных иезуитов.
Святитель Ермоген был свидетелем, как боярская крамола в полной мере коснулась судьбы первого русского царя и его наследников. Большинство членов венценосной семьи были отравлены, начиная с матери-великой княгини Елены Глинской; царевича-первенца утопили… Сам Иоанн IV стал жертвой ртути и мышьяка. Царь Борис Годунов был отравлен, его наследник, царь Фёдор был убит, царица Мария Годунова задушена. Тем, что осталось после убийства дорвавшегося до трона первого самозванца, выстрелили из пушки в сторону запада. С позором свергли царя Василия Шуйского. Кара небесная настигла в своё время каждого из числа семибоярщины. Погибли многочисленные явные и тайные претенденты на царский трон: атамана Заруцкого казнили, Марина Мнишек сошла с ума, её малолетнего сына повесили…
Жертвой борьбы за власть дважды становилась красавица Москва, в 1547 и 1611 годах полностью выгоравшая в страшных пожарах.
В русском царстве того времени многие политические осложнения и военные поражения были обусловлены именно национальным предательством аристократии в пользу врагов Отечества.
Достаточно вспомнить бегство в Литву князя Андрея Курбского в 1564г.; Венденскую битву 1578 г.; появление на территории Руси польского войска во главе с самозванцем; поражение царских войск под Кромами вследствие предательства в 1605 г.; битву при Клушино в 1610 г.; осаду Смоленска; избрание семибоярщиной на Московский престол польского королевича
Владислава, содействие оккупации Москвы поляками в 1610 г.
В стране, где средняя длительность жизни не превышала тридцати пяти лет, восьмидесятилетний Святитель Ермоген принимал судьбоносные государственные решения на основании богатого жизненного опыта, полученного в эпоху кардинальных социальных перемен и великих государственных потрясений. Власть Святителя в качестве государственного деятеля основывалась на выдающихся личных качествах, моральном авторитете безукоризненной жизни, на всенародной любви, доверии и уважении.
Святитель Ермоген демонстрировал пример власти справедливой, созидательной, примиряющей, очищающей, спасающей.
Деятельность Святителя Ермогена в Смуту продемонстрировала его глубокие и разносторонние знания. Как говорили тогда, Патриарх был «книжен умом».
Опыт государственного администрирования Святитель получил на Казанской кафедре. Митрополит Ермоген уже в царствование Бориса Годунова входил в число наиболее влиятельных деятелей не только Церкви, но и государства. Всё это подготовило и сделало естественным переход Святителя с кафедры казанских митрополитов на кафедру московских патриархов.
В силу несостоятельности светской власти на время патриаршества Ермогена в Московском царстве фактически установилась теократия: народ ждал и выполнял слово Патриарха Ермогена как пастыря, так и неформального действительного возглавителя государства.
Природа государственной власти Патриарха по сути оставалась духовной. При сложившихся обстоятельствах светское руководство Святителя было несением Веры, а не реализацией собственно власти в узком понимании этой функции.
Чин всеобщего покаяния 29 февраля 1607 года в Успенском соборе Московского Кремля имел не только духовный, но и сильный политический отклик по всему царству. Это был русский православный ответ крамоле и хаосу.
«Начальный человек Русской земли», как стали называть Святителя, разослал по городам грамоты с призывом поддержать москвичей и дать отпор бунтовщикам Болотникова. Русские люди откликнулись на призыв Патриарха, осада с Москвы была снята земским ополчением, объединившимся с войском князя Михаила Скопина-Шуйского. Святитель призывал расслабившегося царя незамедлительно выступить в поход против самозванца, пока он не собрал новое войско. Сохранился текст «Речи царю Василию Ивановичу Шуйскому, побуждавшей его идти на тушинского царика 1607 года». Царь не послушал Патриарха…
7.02.1609 г. Патриарх Ермоген единолично силой своего авторитета расстроил вооружённый путч против царя Василия Шуйского.
Святитель предвидел осаду интервентами духовного сердца России-Сергiевой обители и оказал монастырю существенную военную помощь. Следует учитывать, что оборона Свято-Троицкого Сергиева монастыря-важнейшая не только духовная, но и военная составляющая преодоления Смуты.
Святитель назначал по всем храмам всенародные моления о спасении Московской державы и предавал анафеме главных врагов и предателей Отечества, что влекло за собой трагические изменения в их судьбе.
«Начальный человек Русской земли» вёл, выражаясь современным языком, непрерывную информационную войну, рассылая грамоты по городам, укрепляя и поднимая на борьбу русских людей. Более того, Патриарх напрямую обращался к обманутым и введённым в заблуждение сторонникам самозванцев, бунтарям, изменникам со словами строгого отеческого увещевания и вразумления, что не оставалось без последствий.
Патриарх, прекрасно понимая все пороки и страсти Василия Шуйского, тем не менее последовательно поддерживал его для сохранения государства от окончательного краха. Хорошо зная бояр, врагов и завистников Шуйского, Святитель разослал по городам воззвания ко всему Русскому Народу о беззаконном сведении с престола царя Василия Ивановича в феврале 1609 года.
Когда семибоярщина решила посадить на московский трон польского королевича католика Владислава, Святитель воспротивился этому. Он пытался увещевать бояр: «Чего же ныне чаяте вы ещё от поляков? Токмо конечного разорения царству и вере православной? Да разве нет у вас достойных для царства князей русских?!»
Видя, что семибоярщина не изменит своих намерений, Патриарх добился включения в договор неприемлемых для поляков условий о переходе в Православие королевича Владислава и неприкосновенности Русской Церкви.
Одновременно такое решение позволяло столкнуть между собой сторонников королевича и сторонников самозванца Лжедмитрия II. Нужно было выиграть время для сбора сил земского ополчения Прокопия Ляпунова, организованного по инициативе Патриарха, и начать подготовку ополчения в Нижнем Новгороде.
Святитель Ермоген освободил от клятвы русских людей, которые, обманутые семибоярщиной, присягнули на верность польскому королевичу Владиславу.
Грамоты и устные наставления Святителя ходокам из Нижнего Новгорода стали побудительным мотивом организации ополчения Минина и Пожарского.
Таким образом, роль Святителя Ермогена как государственного деятеля в преодолении нестроений Московского царства фактически стала более значимой, чем роль всех остальных политических и военных деятелей того времени.
Святитель Ермоген от природы был одарён мужеством смелого воина, талантом организатора, твёрдой волей руководителя.
Патриарх Ермогена многотрудным аскетическим путём поста, молитвы, покаяния, очищения сердца от страстей, контроля сознания стяжал дух мирен, принял нисходящую свыше благодать, стал сопричастным теосиса, процесса обожения. Благоприобретённая святость в сочетании с природными талантами стала необходимым и достаточным условием для выполнения миссии духовного пастыря всего народа, национального вождя, стратега освободительной борьбы.
Вся жизнь Святителя Ермогена протекла между созидающей божественной любовью и человеческим беззаконием. Такова судьба всех угодников Божиих: все они терпели скорби и поношения от служителей мира сего.
Известно, что в миру Святитель носил имя Ермолай.
В православной традиции имя нарекают в честь святого - небесного покровителя. Небесный покровитель Святителя Ермогена-святой мученик из Никомедии иерей Ермолай, до конца сохранивший верность Спасителю во время жестоких гонений. Примечательно, что это греческое имя переводится как «народовещатель», «священномученик»… Таким образом, судьба Святителя Ермогена была предугадана уже именем, полученном при святом крещении.
Патриарх Ермоген и современные ему русские святые выступали в роли «удерживающих» в хаосе Смуты, противостояли действию тайны беззакония
(2 Сол. 2; 1-4, 6-8). Через них на народ обильно изливалась благодать, вразумляющая, успокаивающая, отрезвляющая, облагораживающая, упорядочивающая, укрепляющая, созидающая, дающая силы для стояния в истине, приближающая к Богу… В этом заключается сакральный смысл жизненного подвига Святителя Ермогена.
Смута-это время сугубого расцвета русской святости, когда тысячи молитвенников, мучеников и исповедников во главе с Первосвятителем Ермогеном своим подвигом благочестия и любви к Отечеству бесстрашно противостояли не только плоти и крови изменников и захватчиков-иностранцев, но самим духам злобы поднебесной.
Не следует забывать сотен тысяч наших предков в течение всего Смутного времени с оружием в руках сопротивлявшихся беззаконию. Князь Михаил Скопин-Шуйский воевал не в одиночестве. Москву, Псков, Смоленск и другие города и крепости защищали не только воеводы, но и полки безымянных ратников, ополченцев, добровольцев.
Не надо забывать, что во время Смуты «жизнь жительствовала». Несмотря на трудности военного времени, крестьяне сеяли и убирали хлеб, женщины производили на свет детей, строители возводили новые и восстанавливали разрушенные храмы, укрепления, дома. Купцы и промышленники Строгановы регулярно жертвовали защитникам Православия большие суммы денег. Русские землепроходцы осваивали бескрайнюю Сибирь.
Окутанная дымом пожарищ жизнь на русской земле продолжалась, воля к жизни не ослабла, а закалилась. Великий народ во главе со своим Первосвятителем получал бесценный исторический опыт, поднимаясь на своём пути к небу на новую ступень своего исторического бытия.
«Один в поле не воин». В отличие от католицизма, православная традиция не абсолютизирует заслуги одного, хотя бы и выдающегося человека. Патриарх Ермоген-верхняя точка, вершина огромной пирамиды русской святости того времени. В океане исторического бытия Русского Народа Святитель Ермоген - одна из наиболее высоких волн благочестия в ряду других волн, постоянно вздымающихся на взволнованной глади агиасмы Святой Руси.
О роли Патриарха Ермогена в русской истории, его свершениях и заслугах предстоит узнать ещё очень многое.
На основании летописных и литературных источников можно в общих чертах представить образ богатырской личности Святителя. Он от рождения обладал способностями и талантами проницательного мыслителя, мужественного воина, искусного организатора, волевого руководителя. В течение своей жизни Святитель Ермоген, по Евангельской притче о талантах, не оставил свои дарования без применения, но существенно преумножил их, дополнил обретённой в тяжёлых аскетических трудах благодатью и все свои изначальные и благоприобретённые таланты положил на алтарь Отечества, вернул преумноженными Создателю. Своими мыслями, словами и делами Патриарх Ермоген существенно уменьшил энтропию, хаос в пространстве Святой Руси, на земле наших предков. Действительно, «спасись сам и тысячи вокруг тебя спасутся». В этом суть подвига Святителя Ермогена. Это пример для всех нас жизни по промыслу Божию. Всю жизнь в Бога богатея, Святитель оставил нам в наследство подлинные сокровища: свои веру, надежду и любовь.
В уроке, преподанном всем нам Патриархом Ермогеном, преобладает вечное и духовное, переходящее из поколения в поколение, из века в век нашего национального бытия. Это стремление через любовь к Богу и Русскому Народу к преодолению розни мира сего.

Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие,
и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их…»

А.С. БОЧКОВ,
член Православного Братства св. Ермогена,
Патриарха Московского

Среди многочисленных участников великой драмы русской истории под названием Смутное время есть человек, который не вызывает у историков прошлого и настоящего ни противоречий в оценках его значимости и позиции, ни сомнений в его любви к Отечеству и истине.

Историческая справка Патриарх Гермоген (в миру Ермолай; ок. 1530 -17 февраля 1612) патриарх Московский и всея Руси (1606–1612), известный церковный и общественный деятель эпохи Смутного времени. Канонизирован Русской православной церковью. Дни празднования священномученику Ермогену: 17 февраля (по Юлианскому календарю) – преставление, и 12 мая – прославление в лике святителей. Родился около 1530 года. Происхождение Гермогена остается предметом споров. Есть мнения, что он из рода Шуйских или Голицыных, либо незнатного происхождения. Возможно, из донских казаков. Первые достоверные известия о Гермогене относятся ко времени его служения священником в Казани в конце 1570–1580-х гг. при Гостинодворской церкви святителя Николая Чудотворца. По отзывам современников, священник Ермолай уже тогда был «муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный». В 1579 году совершилось явление чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Будучи еще священником, он, с благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии, переносил новоявленную икону с места обретения в церковь, где служил священником. В 1587 году, после смерти жены, имя которой история не сохранила, постригся в монахи в Чудовом монастыре в Москве. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал Казанским митрополитом. В сентябре 1592 года участвовал в перенесении мощей Казанского архиепископа Германа (Садырева-Полева) из Москвы в свияжский Успенский монастырь. Важнейшим деянием митрополита Германа стало установление дня поминовения русских воинов, павших при взятии Казани. Около 1594 года в Казани на месте явления Казанской иконы был сооружен каменный храм; тогда им была составлена «Повесть и чюдеса Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея явления образа, иже в Казани». В октябре 1595 года участвовал в открытии мощей святителей Гурия и Варсонофия, обретенных в ходе перестройки собора в казанском Спасо-Преображенском монастыре, и составил их первое краткое житие. Митрополита Гермогена хорошо знали в Москве. Он принимал участие в избрании на царство Бориса Годунова. В 1595 г. он ездил в Углич для открытия мощей удельного Угличского князя Романа Владимировича. Гермоген показал себя противником Дмитрия Г. выступил против избрания патриарха Игнатия и потребовал православного крещения Марины Мнишек. Царь приказал исключить его из Думы и сослать в Казань. Приказ выполнить не успели в связи с убийством Дмитрия. 3 июля 1606 года в Москве поставлен патриархом Московским. Оставался сторонником Василия Шуйского, поддерживал его в подавлении восстания южных городов, отчаянно противился его свержению. Был противником Семибоярщины. Согласился признать русским царем Владислава Сигизмундовича при условии его православного крещения и вывода польских войск из России. С декабря 1610 года находился под домашним арестом. Благословил оба ополчения, призванные освободить Москву от поляков. Был заключен поляками и русскими боярами в Чудовом монастыре под стражу. Уже из заточения Гермоген обратился с последним посланием к русскому народу благословляя освободительную войну против завоевателей. 17 февраля 1612 года, не дождавшись освобождения Москвы, умер от голода.

Патриарх Гермоген.

Очень сомнительно, что будущий патриарх был Шуйским родней. Рюрикович не стал бы начинать свою церковную карьеру с должности приходского попа, а, как минимум – пошел бы в монастырь, потому что только через монашеский постриг в церкви можно сделать карьеру– от игумена до епископа и далее. А вот казачье происхождение Казанского митрополита вполне вероятно, судя по его имени. Есть и прямые свидетельства о простом происхождении Гермогена. В 1611 г. поляки, затевавшие суд над патриархом, получили письменное свидетельство одного московского священника о «житии» Гермогена. Священник показал, что в начале жизни он пребывал «в казаках донских, а после – попом в Казани». Казанская митрополия была «прифронтовой», там постоянно шла борьба за души новообращенных из татар, черемисов и других народов, населяющих Поволжье, и митрополит там требовался боевой и решительный. Таким был первый казанский архиепископ Гурий, таким был и Гермоген. В его епархии за проповедь православия можно было получить стрелу в спину или кинжал в бок, и он привык отстаивать свою веру с риском для жизни. Быть может, поэтому он оказался одним из двух иерархов Русской церкви, которые не побоялись потребовать крещения католички Марины Мнишек (вторым был епископ Коломенский Иосиф). И не только против супружества царя с еретичкой выступил Казанский митрополит, но и против равноправия, которое Дмитрий I хотел предоставить в Московском государстве иноверцам с православными: «Сию веру многими снисканиями благоверный князь Владимир обрел, и святое крещение принял во имя Святыя и Живоначальныя Троицы, Отца, и Сына, и Святаго Духа, и от купели здрав изыде, славя Бога и многих людей крестив… Потому непристойно христианскому царю жениться на некрещеной! Потому непристойно христианскому царю вводить ее во святую церковь! Непристойно строить римские костелы в Москве. Из прежних русских царей никто так не делал». Иначе Гермоген и не мог поступить. Еще в 1598 г. митрополит Казанский составил сборник чинов крещения мусульман, католиков и иных иноверцев. Согласно «Сборнику Гермогена», христиан иных конфессий, и католиков в особенности, следовало заново крестить, поскольку их «обливательное» крещение истинным таинством не являлось. Митрополит, выступая против царя, рисковал головой. Но Дмитрий не решился казнить 76-летнего старца, а «только» приказал лишить его сана, выслать обратно в Казань и там заточить в монастырь. 8 мая состоялась свадьба Дмитрия и Марины. И вот что интересно: в ней участвовали все основные действующие лица, которым еще предстоит сыграть важную роль в событиях Смутного времени. Утром, при обручении, молодых встретил в Грановитой палате князь Шуйский, который и проводил обрученных в Успенский собор. А на венчании присутствовали все Романовы: митрополит Филарет, боярин Иван Никитич и новоиспеченный десятилетний стольник Михаил. Патриарх Игнатий совершил обряд миропомазания и торжественно короновал Марину, а затем венчал царя и царицу. В отличии от казанского митрополита Гермогена, ростовский митрополит Филарет не высказал никакого возмущения тем, что православные таинства свершались над еретичкой. Зато много лет спустя, на соборе 1620 г. уже не митрополит, а патриарх Филарет публично клеймил Игнатия за отступление от православных обрядов при причащении и коронации Марины Мнишек, начисто «забыв» свое участие в этом событии.

17 Мая Дмитрий, так и не успев покарать непокорного иерарха, был свергнут и убит Василием Шуйским. Голицын, Куракин, Мстиславский и другие противники Шуйского планировали выбрать патриархом митрополита Филарета. Договоренность об этом с Шуйским была достигнута. Однако сам Шуйский, воспользовавшись тем, что его враги готовили мятеж, отказался от соглашения и призвал на патриарший престол Гермогена. По одной версии новый царь послал за Гермогеном гонца в Казань через день после убийства Дмитрия I, но это маловероятно по той причине, что в это время Шуйский еще не знал о заговоре Романовых. Решение сослать сторонников Филарета и заменить его самого на другого кандидата в патриархи было принято Шуйским после 25 мая, когда провалился мятеж против него. Поэтому более вероятно, что Гермоген никуда из столицы и не уезжал. Нет убедительных сведений, что он находился в конце мая – начале июня в Казани. Кроме того, именно Гермоген произнес речь при царском венчании Василия Шуйского 1 июня. Сразу после убийства Дмитрия I кто-то пустил слух о его спасении. Из конюшни исчез царский конь, пропала государственная печать; стали говорить, что убит двойник, а не царь. 25 мая, в день мятежа, устроенного Романовыми, в Москве появились подметные письма от имени «царя Дмитрия». Это совпадение наводит на мысль, что письма были делом тех же рук, что и сам мятеж. Шуйский поспешил обезоружить тех, кто пользовался тенью Дмитрия в своих политических целях. Для этого он решил перенести в Москву мощи убитого в Угличе ребенка. Более того, сделать это он хотел руками своих врагов – и послал в Углич Филарета. Для Шуйского в этом был определенный риск. Ведь он последовательно и каждый раз с клятвой на кресте, принародно рассказывал совершенно разные версии о смерти царевича: сначала о его самоубийстве, затем – о чудесном спасении, и, наконец, об убийстве ребенка Борисом Годуновым. Напоминать об этом москвичам, более того – приносить в Москву мощи, которые будут постоянным укором его лживым клятвам и посылать в Углич своего основного противника (как некогда с ним самим сделал Борис Годунов) – было действительно смелым ходом. Но если бы этот политический ход удался, то Шуйский раз и навсегда (так он, во всяком случае, должен был думать) смог бы прекратить все спекуляции вокруг имени Дмитрия и пресечь появление новых самозванцев. Свою последнюю версию смерти царевича Дмитрия Углического он изложил в нескольких письмах: «По зависти Бориса Годунова, яко агня незлобивое заклася и святая его праведная и непорочная душа отиде в вечное блаженство, а тело его святое погребено на Углече и много исцеления подает всяким одержимым различною болезнью, и явно к болящим приходя себя оказует, и милостивое свое исцеление подает, на уверение всем православным крестьяном, и многие про его чудеса свидетельствуют и на соборе нам про то извещали» . Таким образом, Шуйский вычеркивает из числа легитимных всех трех царей, стоящих между ним и сыном Ивана Грозного, Федором Ивановичем: Бориса Годунова, Федора Борисовича и Дмитрия I – первого как убийцу и узурпатора престола, второго – как незаконного наследника и третьего – как самозванца. При этом в замысле Шуйского «главный упор делался на тело Дмитрия, его чудотворения. В то время метафизически существовало «три тела» царевича: одно в Угличе, другое – убитого Лжедмитрия I (уничтожено: сожжено и развеяно), третье – «спасшегося» царя Дмитрия Ивановича. Утверждение в грамоте единственного тела сына Ивана IV, его нахождения в Угличе и чудотворений теоретически снимало проблему аутентичности двух других «тел» царевича/царя. Сакральным гарантом угличской версии выступала информация о чудотворениях: ни сам глава следствия 1591 г., ни мать царевича Мария Нагая, ни клан Нагих (все признали царевичем Лжедмитрия I), ни Патриарх Иов (утвердил постановление следствия 1591 г.), ни кто-либо другой из живых людей не мог быть гарантом Правды, сказав хотя бы один раз неправду. Подтвердить истинность пребывания тела царевича в Угличе мог лишь Господь, наделив его целительными, чудодейственными способностями. Последнее же было возможно лишь в случае страстотерпчества, то есть невинной смерти ребенка от руки убийцы, которым, естественно, выступил Годунов. Цареубийство и воцарение цареубийцы позволяли объяснить и само появление Лжедмитрия I – падшего инока – как наказание Божие через попустительство действий дьявола. Таким образом, программная речь Шуйского была нужна в грамотах как определяющая суть акта, прелюдия, в которой царь оглашал милость Божию – появление святого чудотворца. Последнее само собой накладывало сакральный (Божественный) и мирской-самодержавный (царский) запрет на самозванство как таковое… Таким образом, в самом основании идеи лежала потребность укрепления власти действующего царя, стабилизации политических и социальных структур, табуирования самозванщины как таковой и лишения ее социальной опоры. Шуйский был главным инициатором акта и подчеркнул это в грамоте… Последнее сразу посеяло подозрение как среди россиян, так и среди современников-иностранцев, что проявилось в разнообразных слухах о циничной подмене тела. Шуйскому не доверяли и усматривали в его действиях политические манипуляции не столько историки, сколько его подданные и современники» . И потому так важно для Шуйского было послать в Углич именно Филарета, чья вражда к царю Василию ни для кого не являлась секретом и служила залогом того, что и обретение мощей царевича, и чудеса, совершающиеся при этом – подлинные, а не подстроенные Шуйским. Кроме самого Филарета в Углич были посланы в составе комиссии «по мощи царевича» епископ Астраханский Феодосий, архимандрит Спасского монастыря Сергий, архимандрит Андроникова монастыря Авраамий, бояре князь Иван Воротынский, Петр Шереметев, Григорий и Андрей Нагие. Филарет получил сан митрополита, а Феодосий – архиепископа (Шуйский понизил его в сане до епископа) при Дмитрии I, при нем же получили боярство Нагие. То есть, в Углич отправились те, у кого не было причин любить Шуйского и помогать ему, кто мог рассчитывать на милости от убитого Шуйским «названного Дмитрия». Поэтому сообщения о чудесном обретении мощей царевича и о чудесах, проистекающих от них, описанные в грамоте комиссии, должны были уверить народ в истинности последней версии, высказанной царем Василием. Следующим пунктом в программе Шуйского было покаяние матери царевича Марфы Нагой (ведь только она могла засвидетельствовать подлинность смерти сына): «Царица и великая княгиня инока Марфа Федоровна в церкви архангела Михаила, перед митрополиты, и архиепископы, и епискупы, и передо всем освященным собором, и перед бояры, и перед дворяны, и передо всеми людми, била челом нам великому государю царю и великому князю Василью Ивановичу всеа Русии, что она перед нами, и перед освященным собором, и передо всеми людми Московского государьства и всеа Русии, виновата; а болттги всего виноватое перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитреем: терпела вору ростриге, явному злому еретику и чернокнижцу, не объявила его долго, и много кровь крестьянская от того богоотступника лилася и разорение крестьянской вере хотело учинитися; а делалось то от бедности, потому, как убили сына ее царевича Дмитрея, по Борисову веленью Годунова, а ее после того держали в великой нужи и род ее весь по далним городом разослан был и в конечной злой нуже жили, и она по грехом обрадовалась, от великия неистерпимыя нужи вскоре не известила, а как он с нею виделся и он ей запретил злым запрещением, чтоб она не говорила ни с кем; и нам бы ее в том пожаловали и всему народу Московского государства простить велети, чтоб она в грехе и проклятстве ото всего мира не была». Для себя Шуйский не считал покаяние необходимым: ведь он уже был миропомазан на царство, а следовательно, грехи предыдущей жизни ему прощены… Важную роль в своем плане Шуйский отводил патриарху Гемогену и его предшественнику Иову. В феврале 1607 г. Иов получил послание Гермогена, в котором действующий патриарх приглашал ссыльного приехать в столицу, чтобы участвовать в прославлении святого царевича, «для его государева и земского великаго дела», «да сподобит премилостивый Бог, за молитв святых твоих, Росийское государство жити в мире и в покое и в тиши, и подаст великому государю нашему царю и великому князю Василью Ивановичу всеа Русии здравие и на враги победу…» Однако Иов, приехав в Москву 14 февраля, не оправдал надежд Василия Шуйского и не поддержал его версию об убийстве Годуновым царевича Дмитрия. Более того, он остался верным и последовательным защитником Годуновых и на церковном соборе призвал всех принести покаяние за грех нарушения клятвы царю Борису. Иов ни словом не упомянул о царевиче Дмитрии и о его насильственной смерти, совершенной, якобы, по указанию Годунова. Во время церемонии покаяния 20 февраля Иов поклонился «целбоносным ракам», но не поклонялся мощам царевича Дмитрия; не обращался он к нему и во время молитв. Патриарх Гермоген так же был весьма сдержан, он только называл царевича Дмитрия святым и упоминал о его чудесах. В результате прах Годуновых с почетом был перенесен в Троице-Сергиев монастырь, а план Шуйского был настолько подорван, что наличие святых мощей царевича Дмитрия в кремлевском Архангельском соборе не помешало москвичам год спустя служить Тушинскому вору. Впоследствии сторонник Романовых князь Семен Шаховской и вовсе решил устранить из этой благочестивой истории Василия Шуйского и представить дело так, что решение о перенесении мощей было принято патриархом Гермогеном, а исполнил его поручение митрополит Филарет: «Той же благочестивый и яже по Бозе ревнительный святейший Ермоген воспоминает царю, да послется от него на взыскание телеси праведнаго царевича, его же, рече, молитвами да укротится гнев ярости Божия». Неудача попытки Шуйского оградить себя от появления новых конкурентов на престол стала очевидна очень скоро – с появлением в русских пределах «воеводы царя Дмитрия» Ивана Болотникова. Болотников, подойдя к Москве, стал забрасывать город прокламациями, в которых говорилось о скором возвращении спасшегося от происков Шуйского «Дмитрия Ивановича». О том, какую радикальную программу переустройства общества предлагал Болотников, дают представление слова патриарха Гермогена, активно противодействовавшего пропаганде мятежников: «…пишут к Москве проклятые свои листы и велят боярским холопам побивати своих бояр и жен их, и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безыменникам-ворам велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их, воров, к себе и хотят им давати боярство и воеводство, и окольничество и дьячество». В общем, история знакомая: кто был ничем, тот станет всем. И когда ситуация под Москвой была критической для правительства Василия Шуйского, именно Гермоген 14 октября 1606 г. призвал москвичей в Успенский собор и напугал видением того, как разгневанный Бог предает их «кровоядцам и немилостивым разбойникам», объявил всенародный шестидневный пост с непрестанной молитвой о законном царе и прекращении «межусобной брани». Именно Гермоген показал столичным жителям, что болотниковцы жаждут не возведения на престол «Дмитрия Ивановича», а низвержения устоев общества. Это дало свои результаты: защитники Москвы поняли, что им есть что терять. И даже часть войска Болотникова, рязанцы Ляпунова и Сумбулова, дворяне Истомы Пашкова покинули лагерь мятежников и перешли на сторону не царя Василия, но «Богом установленного порядка». И в этом заслуга, прежде всего, патриарха Гермогена. 2 декабря 1606 г. в сражении при Котлах Болотников был разбит войском И.И. Шуйского и М.В. Скопина-Шуйского и отступил в Калугу. Патриарх настаивал на немедленном усмирении юго-западных приграничных районов, но Шуйский упустил время: распустил армию и вернулся в Москву – жениться на молодой княжне Марье Буйносовой. Патриарх возмущенно выговаривал царю, что тот «в царствующий град в упокоение возвратился, когда грады все Украинные в неумиримой брани шли на него… и еще крови не унялось пролитие». «Патриарх его молил от сочетания браком» (Новый летописец), но не был услышан царем. И вскоре в подмосковном Тушино явился самозваный царик. Несмотря на разногласия с царем, патриарх Гермоген был, наверно, единственным из политической элиты Московского царства, кто остался верен Василию Шуйскому. Верен не как человеку, поставившему его на высшую ступень церковной иерархии, а как символу русской государственности. Гермоген остался единственным среди руководства страны (не исключая и Шуйского), кто не преследовал своекорыстных целей, а думал только о спасении Родины. Иначе он, как человек чести, как человек веры, поступить не мог. И потому именно он стал той скалой, на которой удержалась небесная сфера русского мира. Для тысяч простых русских людей, таких же как он честных и верующих – еще сохранившихся посреди того ада, в который превратилась Россия, – Гермоген был последней надеждой на возрождение. Зато московские бояре Гермогена не любили (и это еще одно подтверждение его незнатного происхождения), считали человеком жестким, чрезмерно строгим и требовательным. Для алчного, хитрого, постоянно готового к интригам боярского племени, которое не успел окоротить Иван Грозный , честный человек во власти – как бельмо на глазу, как кость в горле. А на пути у них – предстоятель Русской церкви, препятствующий им заработать политические (и не только) дивиденды на бедах Отечества. Негибкий, нетолерантный. Не понимающий, что сила солому ломит, придерживающийся странного мнения, что Бог не в силе, а в правде.

Не только бояре, но и многие клирики были недовольны патриархом и говорили что он «нравом груб и к бывающим в запрещениях косен к разрешениям». В Смуту, как пишет современник Гермогена, «возбесились многие церковники: не только мирские люди чтецы и певцы, но и священники, и дьяконы, и иноки многие – кровь христианскую проливая и чин священства с себя свергнув, радовались всякому злодейству».

Им всем патриарх был отнюдь не немым укором. Он громогласно, на всю Россию, обличал «бывших православных христиан»: «Аз, смиренный Ермоген, Божиею милостию патриарх Богом спасаемого града Москвы и всеа Русии, воспоминаю вам, преже бывшим господнем и братием, и всему священническому и иноческому чину, и бояром, и окольничим, и дворяном, и дьяком, и детем боярским, и гостем, и приказным людем, и стрельцом, и казаком, и всяким ратным, и торговым, и пашенным людем – бывшим православным християном всякого чина, и возраста же, и сана…. Вы же, забыв обещания православныя крестьянския нашея веры, в нем же родихомся, в нем же крестихомся, и воспитахомся, и возрастохом, и бывши во свободе – и волею иноязычным поработившимся, преступивше крестное целование и клятву, еже стояти было за дом пречистыя Богородица и за Московское государьство до крови и до смерти, сего не воспомянувше – и преступивше клятву ко врагом креста Христова и к ложно-мнимому вашему от поляк имянуемому царику приставши» .

«Грех ради наших и всего православного христианства, от востающих на церкви Божии и на христианскую нашу истинную веру врагов и крестопреступников межусобная брань не прекращается. Бояр, дворян, детей боярских и всяких служилых людей беспрестанно побивают и отцев, матерей, жен и детей их всяким злым поруганием бесчестят. И православных христиан кровь, как вода проливается. И смертное посечение православным христианам многое содевается, и вотчины и поместья разоряются, и земля от воров чинится пуста», – писал Гермоген в одной из своих грамот.

Когда 17 февраля 1609 г. взбунтовались москвичи во главе с Григорием Сумбуловым, князем Романом Гагариным и Тимофеем Грязным, требуя сместить с престола Шуйского, весь царский двор в ужасе разбежался. И только патриарх вышел на встречу мятежникам.

«Тогда дворяне нашли в соборе Гермогена и вывели на Лобное место, крича, что царь «убивает и топит братьев наших дворян, и детей боярских, и жен и детей их втайне, и таких побитых с две тысячи!».

– Как это могло бы от нас утаиться? – удивился патриарх. – Когда и кого именно погубили таким образом?

– И теперь повели многих наших братьев топить, потому мы и восстали! – кричали дворяне.

– Кого именно повели топить? – спросил Гермоген.

– Послали мы их ворочать – ужо сами их увидите!

– Князя Шуйского, – начали тем временем бунтовщики читать свою грамоту, – одной Москвой выбрали на царство, а иные города того не ведают. И князь Василий Шуйский нам на царстве не люб, из-за него кровь льется и земля не умирится. Надо нам выбрать на его место иного царя!

– Дотоле, – ответствовал патриарх, – Москве ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и ни которые города не указывали, а указывала Москва всем городам. А государь царь и великий князь Василий Иванович избран и поставлен Богом, и всем духовенством, московскими боярами и вами, дворянами, и всякими всех чинов всеми православными христианами. Да и из всех городов на его царском избрании и поставлении были в те поры люди многие. И крест ему государю целовала вся земля…

– А вы, – продолжал Гермоген, – забыв крестное целование, немногими людьми восстали на царя, хотите его без вины с царства свесть. А мир того не хочет, да и не ведает, и мы с вами в тот совет не пристанем же! И то вы восстаете на Бога, и противитесь всему народу христианскому, и хотите веру христианскую обесчестить, и царству и людям хотите сделать трудность великую! И тот ваш совет – вражда на Бога и царству погибель…

– А что вы говорите, – распалялся патриарх, – что из-за государя кровь льется и земля не умирится – и то делается волей Божией. Своими живоносными устами рек Господь: «Восстанет язык на язык и царство на царство, и будут глады, и пагубы, и трусы», – все то в наше время исполнил Бог… Ныне язык нашествие, и междоусобные брани, и кровопролитие Божиею волей совершается, а не царя нашего хотением!

Словом, Гермоген стоял за царя, «как крепкий адамант» (алмаз), пока его не отпустили в свои палаты. Мятежники послали за боярами – никто не приехал, «пошли шумом на царя Василия» – но тот успел приготовиться к отпору, и трем сотням дворян, как старым, так и молодым, пришлось бежать. Они укрылись в Тушино» .

Вслед беглецам патриарх посылает несколько обличительных грамот, укоряет их в измене, зовет к покаянию. Но вот что интересно – когда речь заходит о «тушинском патриархе», Гермоген к нему весьма снисходителен: «А которые взяты в плен, как и Филарет митрополит и прочие не своею волею, но принуждением и на христианский закон не стоят и крови православных братий своих не проливают, таковых мы не порицаем, но и молим о них Бога, сколько есть сил, чтобы Господь от них и от нас отвратил праведный Свой гнев и полезная бы подал им и нам…».

И это притом, что Филарет фактически дублирует церковную власть на территориях, захваченных самозванцем. В чем дело? Почему жесткий, а порой и нетерпимый к изменникам Гермоген в этом случае настроен так миролюбиво? Быть может потому, что помнит: в 1606 г. именно Филарет должен был стать патриархом?

24 Июня 1610 г. князь Дмитрий Шуйский потерпел сокрушительное поражение в битве при Клушине. 17 июля в Москве начался очередной мятеж против Василия Шуйского, который закончился свержением царя и установлением власти Семибоярщины. Мало кто встал на защиту Шуйского. И только патриарх Гермоген, как и прежде, поддержал власть «ныне существующую» .

19 Июля Шуйский был насильно пострижен в монахи. Гермоген не признал законность этого действа, продолжал считать царем Василия, а монахом объявил князя Тюфякина, произносившего за государя обеты. Но, понимая, что возвращение Шуйского на престол невозможно, а если и произойдет, то вызовет новые возмущения, патриарх разослал окружные грамоты, в которых писал о необходимости «на Московское государство выбрати нам государя всею землею, собрався со всеми городы, кого нам государя Бог подаст».

Считается, что Гермоген имел ввиду две кандидатуры: либо князя Василия Голицына, либо малолетнего Михаила Романова. Василий Голицын – это именно тот, который в 1605 г. приказал убить 16-летнего царя Федора Годунова, а выбор 14-летнего Михаила означал только одно – страной будут управлять «тушинский патриарх» Филарет и его брат Иван. Остается предположить, что или выбор этих кандидатур был приписан Гермогену позднее, уже при Романовых, или мы чего-то не знаем о честном и бескомпромиссном патриархе.

Но споры о кандидатах прекратились сами собой, когда в Москву вошли отряды Жолкевского, и осталась только одна кандидатура – королевича Владислава. Когда бояре «пришли к патриарху Гермогену и возвестили ему, что избрали на Московское государство королевича Владислава», патриарх выдвинул только одно требование: «Если [Владислав] крестится и будет в православной христианской вере – и я вас благословляю. Если же не крестится – то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не будет на вас наше благословение!» 27 августа у Новодевичьего монастыря (ставки Жолкевского) польский гетман поклялся соблюдать договор.

По договору Владислав должен был венчаться на Московское царство от патриарха и православного духовенства по древнему чину, обещал православные церкви «во всем Российском царствии чтить и украшать во всем по прежнему обычаю и от разорения всякого оберегать», почитать святые иконы и мощи, иных вер храмов не строить, православную веру никоим образом не нарушать и православных ни в какую веру не отводить, евреев в страну не пропускать, духовенство «чтить и беречь во всем», «в духовные во всякие святительские дела не вступаться, церковные и монастырские имущества защищать», а даяния Церкви не уменьшать, но преумножать.

В договор патриарх по своей инициативе вставил статью об особом посольстве, которое будет направлено к Владиславу, чтобы ему «пожаловати, креститися в нашу православную христианскую веру» .

В первоначальном варианте договора, предложенном Жолкевским, все обещания польской стороны давались сначала от имени короля, а потом – Владислава и решение спорных вопросов откладывалось до того момента, когда король Сигизмунд сам «будет на Москве». Гермоген добился того, что роль короля в договоре была сведена до минимума.

Тут же, под Новодевичьим, 10 тысяч москвичей присягнули Владиславу. 28 числа целование креста царю Владиславу продолжилось в Успенском соборе в присутствии патриарха Гермогена.

Когда к Сигизмунду и Владиславу под Смоленск отправилось московское посольство, глава посольства Василий Голицын (тот самый, погубивший Годуновых) заявил патриарху: «О крещении [Владислава] они будут бить челом, но если бы даже король и не исполнил их просьбы, то волен Бог да государь, мы ему уже крест целовали и будем ему прямить».

Но это было личное мнение Голицына, а само посольство получило наказ от патриарха и бояр: предъявить королевичу условия, чтобы Владислав крестился еще под Смоленском, чтобы порвал отношения с Римским папой и чтобы россиян, пожелавших оставить православие, казнил смертью.

Гермоген дал наказ и митрополиту Ростовскому и Ярославскому Филарету – защищать православие, и «митрополит Филарет дал ему обет умереть за православную за христианскую веру».

В ночь на 21 сентября поляки вошли в Москву и заняли центр города. Патриарх был изначально против ввода польских войск в столицу, к тому же это было нарушением одного из пунктов договора, заключенного с Жолкевским.

Еще при первой попытке поляков войти в город Гермоген решил созвать собор по этому поводу. У патриарха собралось множество дворян, купцов, стрельцов и посадских людей. Патриарх дважды посылал за боярами, но они не явились, ссылаясь на занятость государственными делами. Тогда Гермоген велел передать боярам, что если они не хотят прийти к нему, то он сам пойдет к ним, и не один, а со всем московским народом. Бояре испугались, пошли к патриарху и два часа уговаривали его. Гермоген объяснял боярам, что гетман нарушает условия договора, не отправляет войска в Калугу против «вора», свои полки хочет ввести в Москву, а русское войско выслать против шведов. Бояре же утверждали, что ввод польского войска в Москву необходим, иначе чернь предаст ее «вору». Иван Никитич Романов сказал патриарху, что если Жолкевский отойдет от Москвы, то всем боярам, спасая свои жизни, придется идти за ним, и тогда Москва достанется «вору» и Гермоген будет в ответе за это. Однако патриарх продолжал стоять на своем. Наконец Мстиславский грубо закричал на Гермогена: «Нечего попам мешаться в государственные дела!».

Надо сказать, что впоследствии, несмотря на недовольство патриарха присутствием в Москве поляков, гетман Жолкевский наладил с Гермогеном неплохие отношения, и вообще, при всей своей жесткости и ортодоксальности предстоятель Русской церкви не испытывал патологической ненависти к иноземцам, что видно и из его грамот, в которых он большей частью обвиняет в Смуте самих россиян, не пытаясь переложить вину на поляков или католический Рим. Но хорошие отношения с гетманом не помогли Гермогену воспрепятствовать передаче Шуйских полякам.

Вместо уехавшего Жолкевского комендантом Москвы стал старый недруг русских Гонсевский. Реальная власть находилась в руках его ставленников боярина М.Г. Салтыкова и казначея Федора Андронова. Из города было выслано 18 000 стрельцов, жителям столицы запретили носить оружие, но это не вызвало поначалу особых протестов.

Владислав все не ехал, а 30 ноября к патриарху пришли Салтыков и Андронов и потребовали, чтобы Гермоген благословил всех православных целовать крест «царю Сигизмунду». На другой день об этом же попросил патриарха и номинальный глава московского правительства князь Мстиславский. «И патриарх им отказал, что он их и всех православных крестьян королю креста целовать не благословляет. И у них де о том с патриархом и брань была, и патриарха хотели за то зарезать. И посылал патриарх по сотням к гостям и торговым людям, чтобы они (шли) к нему в соборную церковь. И гости, и торговые и всякие люди, прийдя в соборную церковь, отказали, что им королю креста не целовать. А литовские люди к соборной церкви в те поры приезжали ж на конях и во всей збруе. И они литовским людям отказали ж, что им королю креста не целовать».

«Патриарх Гермоген в темнице отказывается подписать грамоту поляков». П. Чистяков.

По другой версии, речь шла о том, чтобы Гермоген подписал грамоту, в которой защитникам Смоленска было предложено «положиться на милость» Сигизмунда, сдаться полякам: «Требование Сигизмунда, чтобы бояре приказали Смоленску сдаться на королевскую волю, окончательно раскрыло патриарху смысл действий поляков, и он решительно отказал в своей подписи на изготовленной боярами грамоте, несмотря на то, что в пылу спора один из бояр, Салтыков, даже угрожал патриарху ножом. Отсутствие имени патриарха в грамоте, отправленной к московским послам, находившимся у Сигизмунда, и предписывавшей им во всем положиться на волю короля, дало им предлог отказаться от исполнения этого приказания. С этих пор Гермоген является уже открытым противником поляков, путем устной проповеди и рассылаемых грамот увещевая народ стоять за православную веру против желающих уничтожить ее иноземцев» . Зимой 1610/11 г. Гермоген, быть может, сам того не ожидая, оказался во главе государства. Шуйский был в плену, Тушинский вор убит, Владислав не ехал. Патриарх остался единственной властью в стране. «Теперь мы стали безгосударны – и патриарх у нас человек начальный…», – говорили члены московского посольства на переговорах с поляками. Им вторил Филарет Романов: «Кого патриарх свяжет словом – того не только царь, сам Бог не разрешит!» Федор Андронов и Михаил Салтыков доносили королю из Москвы, что «патриарх призывает к себе всяких людей и говорит о том: буде королевич не крестится в крестьянскую веру и не выйдут из Московской земли все литовские люди – и королевич нам не государь!» В конце декабря 1610 г. гетман А. Гонсевский сообщает Сигизмунду из Москвы, что якобы, патриарх Гермоген распространяет воззвания против поляков. Разные русские города, вступая в переписку между собой, ссылаются на грамоты патриарха, которые «он писал во многие города». Со временем стало прописной истиной утверждение о том, что Гермоген рассылал грамоты с призывом выступать против поляков и именно они стали катализатором создания народных ополчений. Но ни одной подобной грамоты не сохранилось . Нижегородцы, собиравшие ополчение, распространяли по городам грамоты, полученные из-под Смоленска и из Москвы, утверждая, будто их прислал 27 января патриарх Гермоген. Но они же писали вождю восставших рязанцев Прокопию Ляпунову, что их посланцам, побывавшим в Москве у патриарха, тот никакого «письма» не дал под смехотворным предлогом, «что де у него писати некому». Потому де он «приказывал… речью» – но хотя каждое слово Гермогена было драгоценно и слова даже менее видных людей цитировались с завидным постоянством, ни одного слова патриарха рязанцы от нижегородцев так и не узнали . Жолкевский, Маскевич и другие поляки утверждали, что Гермоген просто засыпал страну своими грамотами, призывающими идти бить поляков: «Для лучшего в замыслах успеха и для скорейшего вооружения русских, патриарх Московский тайно разослал по всем городам грамоты, которыми разрешал народ от присяги королевичу и тщательно убеждал соединенными силами, как можно скорее, спешить к Москве, не жалея ни жизни, ни имущества для защиты христианской веры и для одоления неприятелей… «Враги уже почти в руках наших, – писал патриарх, – когда ссадим их с шеи и освободим государство от ига, тогда кровь христианская перестанет литься, и мы, свободно избрав себе царя из рода русского, с уверенностью в нерушимости веры православной не примем царя латинского, коего навязывают нам силою и который влечет за собою гибель нашей стране и народу, разорение храмам и пагубу вере христианской!»; «патриарх… разсеивал и сообщал письмами эту весть в города, ускорив таким образом кровопролитие». Позже в эти грамоты, не задумываясь над соответствием их содержания подлинной позиции Гермогена, истово верили патриотические историки, писавшие с невинной простотой что-то вроде: «Слова, приводимые Маскевичем из грамот патриарха, не находятся в известных нам грамотах патриарха Ермогена; значит, некоторые грамоты не дошли до нас» . Но в «Новом летописце» патриарх Гермоген, отвечая на угрозы Салтыкова, утверждает, что не посылал писем руководителям Первого ополчения: «Михаило Салтыков начал ему говорить: «Что де ты писал к ним, чтоб они шли под Москву – а ныне ты ж к ним напиши, чтоб они воротились вспять!» Патриарх на сие ответил: «Я де к ним не писывал, а ныне к ним стану писать! Если ты, изменник Михайло Салтыков, с литовскими людьми из Москвы выйдешь вон – и я им не велю ходить к Москве. А будет вам сидеть в Москве – и я их всех благословляю помереть за православную веру…» Во время боев в Москве между осажденными поляками, русскими изменниками и отрядами Первого ополчения, патриарх Гермоген был заточен в Чудовом монастыре под охраной 50 стрельцов (отнюдь не поляков) и к нему вновь пришли Гонсевский и Салтыков, требующие написать русскому ополчению, чтобы оно отступило от Москвы: «Пришли они к Москве по твоему письму, а если ты не станешь писать, и мы тебя велим уморить злой смертию!» – «Что де вы мне уграживаете? – отвечал Гермоген. – Единого я Бога боюся. Буде вы пойдете все литовские люди из Московского государства – и я их благословляю отойти прочь. А буде вам стояти в Московском государстве – и я их благословляю всех против вас стояти и помереть за православную христианскую веру!» И еще раз пришли к нему с требованием, чтобы он написал «в Нижний ратным людям, чтоб не ходили под Московское государство. Он же, новый великий государь исповедник, рече им: «Да будут те благословени, которые идут на очищение Московского государства. А вы, окаянные московские изменники, будете прокляты!» И оттоле начаша его морити голодом и уморили его гладною смертью». Вот эти слова летописца нынешние историки и выдают за содержание писем патриарха Гермогена к русским городам. 17 февраля 1612 г., патриарх Гермоген умер. Современные авторы вслед за «Новым летописцем» считают, что предстоятель Церкви был уморен голодом. Но, согласно «Рукописи Филарета», он был «удушен зноем», по польскому источнику – удавлен, словом, «злою мучительскою смертью не христиански уморен» . Но перед смертью патриарх все же написал одно письмо, которое было разослано и в Нижний Новгород, и в Казань, и во все города, во все полки. Внимание патриарха привлекла судьба грудного младенца, сына Марины Мнишек, вполне реального на тот момент претендента на московский престол. В этом письме «Патриарх не нарушил своей линии и ни словом не упомянул ни интервентов, ни бояр-изменников, против которых народ поднялся не по его указанию, а сделав свои выводы из ситуации. Но он был весьма обеспокоен целостностью ополчения после смерти Ляпунова, в частности тем, что претендентом на престол мог стать сын Марины Мнишек. Гермоген со всей строгостью заявлял, что новый самозванец «проклят от святого собора и от нас», «отнюдь… на царство не надобен». Участников Ополчения патриарх призвал к телесной и душевной чистоте, дал им «благословение и разрешение в сем веке и в будущем, что стоите за веру неподвижно». Этой грамотой, которую исследователи часто совсем обходят, патриарх впервые и единственный раз официально признавал, что народ сделал правильный вывод из его рефреном звучавшей проповеди: коли крестится Владислав – будет нам царь, коли нет – не будет нам царем. Признал, что народное восстание было законным и справедливым. По этой причине (одно дело – когда патриарх призывает к борьбе за веру, другое – когда одобряет восстание) и по ряду других соображений единственная «возмутительная грамота» Гермогена была неудобна ученым. Из ее текста явствовало, например, что Гермоген даже в крайнем заточении не был столь изолирован, чтобы при желании не написать и не передать на волю послание. С другой стороны, грамота не вызвала особого интереса у нижегородцев и не получила большого распространения (казанцы лишь переслали ее в Пермь), что не вяжется с представлением о Гермогене как вожде Ополчения. Тем не менее, она сохранилась, тогда как предполагаемых популярнейших грамот нет и следа…» .

Священномученик Ермоген (Гермоген), Патриарх Московский и всея Руси, происходил из донских казаков. По свидетельству самого Патриарха, он был вначале священником в городе Казани при гостинодворской церкви во имя святителя Николая (память 6 декабря и 9 мая). Вскоре он принял монашество и с 1582 года был архимандритом Спасо-Пре-ображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом.

Во время служения будущего Патриарха в Казани совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери в 1579 году. Будучи еще священником, он, с благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии, переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Обладая незаурядным литературным дарованием, святитель сам составил в 1594 году сказание о явлении чудотворной иконы и совершавшихся от нее чудесах. В сказании он со смирением пишет о себе: «Я же тогда... хотя и был каменносердечен, однако прослезился и припал к Богородичному образу, и к чудотворной иконе, и к Предвечному Младенцу, Спасу Христу... И по велению Архиепископа, с прочими святыми крестами пошел я с иконою в находящуюся вблизи церковь святого Николая, который зовется Тульским...» В 1591 году святитель собирал в кафедральный собор новокрещенных татар и в течение нескольких дней наставлял их в христианской вере.

9 января 1592 года святитель Ермоген направил Патриарху Иову письмо, в котором сообщал, что в Казани не совершается особое поминовение православных воинов, жизнь положивших за веру и Отечество под Казанью, и просил установить определенный день памяти воинов. В ответ святителю Ермогену Патриарх прислал указ от 25 февраля, который предписывал «по всем православным воинам, убитым под Казанью и в пределах казанских, совершать в Казани и по всей Казанской митрополии панихиду и субботний день после Покрова Пресвятой Богородицы и вписать их в большой синодик, читаемый в Неделю Православия». Святитель Ермоген проявлял ревность по вере и твердость в соблюдении церковных традиций, заботился о просвещении верой Христовой казанских татар.

В 1595 году при деятельном участии святителя совершилось обретение и открытие мощей Казанских чудотворцев: святителей Гурия, первого архиепископа Казанского и Варсонофия, епископа Тверского. Царь Феодор Иоаннович приказал соорудить в Казанском Спасо-Преображенском монастыре новую каменную церковь на месте прежней, где были погребены святые. Когда были обретены гробы святых, святитель Ермоген пришел с собором духовенства, повелел вскрыть гробы и, увидев нетленные мощи и одежды святителей, сообщил Патриарху и царю. По благословению Святейшего Патриарха Иова († 1605) и по повелению царя, мощи новоявленных чудотворцев были поставлены в новом храме. Святой Ермоген сам составил жития святителей Гурия и Варсонофия, епископов Казанских.

За выдающиеся архипастырские труды митрополита Ермогена избрали на первосвятительскую кафедру, а 3 июля 1606 года он был возведен собором святителей на Патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил Святейшему Патриарху Ермогену посох святителя Петра, Московского чудотворца († 21 декабря 1326), a царь принес в дар новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, белый клобук и посох. По древнему чину Святейший Патриарх Ермоген совершал шествие на осляти вокруг стен Кремля.

Деятельность Патриарха Ермогена совпала с трудным для Русского государства периодом — нашествием самозванца Лжедмитрия и польского короля Сигизмунда III. В этом подвиге Патриарх Ермоген не был одинок: ему подражали и помогали самоотверженные русские люди. С особенным вдохновением противостоял Святейший Патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим поработить русский народ, ввести в России униатство и католичество, и искоренить Православие. Когда самозванец подошел к Москве и расположился в Тушине, Патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал: «...Вы забыли обеты Православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за Дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно-мнимому вашему царику... Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отшедших и живых... Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете?... Заклинаю вас Именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца».

В другой грамоте Первосвятитель призывал: «...Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, жен и чад, и всех нас; и станем молить за вас Бога»...

Вскоре праведный суд Божий свершился и над Тушинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника; он был убит собственными приближенными 11 декабря 1610 года. Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней находились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом Ермогеном по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов и избранию законного русского царя. Москвичи подняли восстание, в ответ на которое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками они насильно свели святого Патриарха Ермогена с Патриаршего престола и заключили в Чудовом монастыре под стражу. В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом ему смертной казнью. Святитель твердо отвечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за Православную веру». Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей. Но русские воеводы не проявили тогда единодушия и согласованности, поэтому не смогли взять Кремль и освободить своего Первосвятителя. Более девяти месяцев томился он в тяжком заточении и 17 февраля 1612 года скончался мученической смертью от голода.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Ермоген, успешно завершилось по его предстательству русским народом. Тело священномученика Ермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в 1654 году перенесено в Московский Успенский собор. Прославление Патриарха Ермогена в лике святителей совершилось 12 мая 1913 года. Память его также празднуется 17 февраля.

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, прославлен в лике святителей 12 мая 1913 года.

В течение трех столетий из поколения в поколение передавалась память о Патриархе Ермогене как святителе-мученике и росла народная вера в него как заступника и молитвенника за землю Русскую у Престола Вседержителя. В тяжкие годы отечественных бедствий молитвенная мысль народа обращалась к памяти Патриарха-героя. Шли русские люди к его гробнице и со своими личными скорбями, недугами и болезнями, благоговейно призывая на помощь святителя Ермогена, веруя в него как теплого молитвенника и предстателя пред Господом. И Всемилостивый Господь вознаградил эту веру....

Ко дню торжественного прославления, совпавшему с 300-летием со времени кончины священномученика Ермогена, в Москву стали стекаться верующие из всех концов России. Паломники спешили поклониться мощам святого Патриарха, находящимся в Успенском соборе Кремля, где почти беспрерывно служились панихиды. Накануне прославления совершался крестный ход, во главе которого несли икону святителя Ермогена, а вслед за ней покров с гробницы, на котором Святитель изображен в рост в мантии и с посохом. Рядом с иконой Патриарха несли икону его сподвижника в духовной и патриотической деятельности по освобождению Русской земли от польско-литовских захватчиков преподобного Дионисия Радонежского. На колокольне Иоанна Великого светилась огромная надпись: «Радуйся, священномучениче Ермогене, Российския земли великий заступниче». Сотни тысяч свечей горели в руках верующих, прославлявших угодника Божия. По окончании крестного хода у раки с мощами Патриарха началось чтение пасхального канона с присоединением канона святителю Ермогену.

Всенощное бдение совершалось под открытым небом на всех площадях Кремля. В эту ночь произошло несколько исцелений по благодатным молитвам святителя Ермогена. Так, например, один больной пришел в Успенский собор на костылях, но ощутил исцеление после того, как приложился к раке с мощами Святителя. Исцелился другой больной, тяжко страдавший расслаблением. Его принесли на полотенце к раке священномученика Ермогена, где он получил полное исцеление. Эти и другие подобные исцеления, очевидцами которых были многочисленные верующие, стали знаменательным подтверждением святости нового русского чудотворца;

В воскресенье, 12 мая, в 10 часов утра совершалась Божественная литургия в Успенском соборе. На празднование торжества прославления нового святого прибыл Блаженнейший Григорий, Патриарх Антиохийский, возглавивший служение. По окончании литургии во всех храмах Москвы были отслужены молебны святителю Ермогену и совершен крестный ход в Московском Кремле, в котором приняли участие более 20 архиереев, сопровождавших торжественное шествие пением: «Святителю отче Ермогене, моли Бога о нас». Богослужение закончилось молитвой священномученику Ермогену. С этого дня началось литургическое почитание святителя Ермогена. Так исполнилось желание верующих русских людей, по молитвам которых Русская Православная Церковь получила благодатного Небесного покровителя нашего Отечества.

Святейшим Синодом Русской Церкви установлены дни празднования священномученику Ермогену, Патриарху Московскому и всея Руси: 17 февраля - преставление (сведения о жизни и подвиге помещены в этот день) и 12 мая - прославление в лике святителей.

Велико общенациональное значение святителя Ермогена, неутомимого борца за чистоту Православия и единство Русской земли. Его церковная и государственно-патриотическая деятельность в течение нескольких столетий служит ярким образцом пламенной веры и любви для русского человека. Церковная деятельность Первосвятителя характеризуется внимательным и строгим отношением к Богослужению. При нем были изданы: Евангелие, Минеи Месячные за сентябрь (1607 г.), октябрь (1609 г.), ноябрь (1610 г.) и первые двадцать дней декабря, а также напечатан «Большой Верховный Устав» в 1610 году. При этом святитель Ермоген не ограничивался благословением к изданию, но тщательно наблюдал за исправностью текстов. По благословению святителя Ермогена с греческого на русский язык была переведена служба святому апостолу Андрею Первозванному и восстановлено празднование его памяти в Успенском соборе. Под наблюдением Первосвятителя были сделаны новые станки для печатания Богослужебных книг и построено новое здание типографии, пострадавшее во время пожара 1611 года, когда Москва была подожжена поляками. Заботясь о соблюдении Богослужебного чина, святитель Ермоген составил «Послание наказательно ко всем людям, паче же священником и диаконом о исправлении церковнаго пения». «Послание» обличает священнослужителей в неуставном совершении церковных служб - многогласии, а мирян - в неблагоговейном отношении к Богослужению.

Широко известна литературная деятельность Первосвятителя Русской Церкви. Его перу принадлежат: повесть о Казанской иконе Божией Матери и служба этой иконе (1594 г.); послание Патриарху Иову, содержащее сведения о казанских мучениках (1591 г.); сборник, в котором рассматриваются вопросы Богослужения (1598 г.); патриотические грамоты и воззвания, обращенные к русскому народу (1606 - 1613) и другие произведения.

Отзывы современников свидетельствуют о Патриархе Ермогене как человеке выдающегося ума и начитанности: «Государь велика разума и смысла и мудра ума», «чуден зело и многаго разсуждения», «зело премудростию украшен и в книжном учении изящен», «о Божественных словесех присно упражняется и вся книги Ветхаго закона и Новыя благодати, и уставы церковныя и правила законныя до конца извыче». Святитель Ермоген много занимался в монастырских библиотеках, прежде всего, в богатейшей библиотеке Московского Чудова монастыря, где выписывал из древних рукописей ценнейшие исторические сведения, положенные в основу летописных записей. В XVII веке «Воскресенскую летопись» называли летописцем Святейшего Патриарха Ермогена. В сочинениях Предстоятеля Русской Церкви и его архипастырских грамотах постоянно встречаются ссылки на Священное Писание и примеры, взятые из истории, что свидетельствует о глубоком знании Слова Божия и начитанности в церковной письменности того времени.

С этой начитанностью Патриарх Ермоген соединял и выдающиеся способности проповедника и учителя. Отзывы современников характеризуют нравственный облик Первосвятителя как «мужа благочестиваго», «известнаго чистаго жития», «истиннаго пастыря стада Христова», «неложнаго стоятеля по вере христианской».

Эти качества святителя Ермогена с особенной силой проявились в Смутное время, когда Русскую землю постигло несчастие внутреннего нестроения, усугубленное польско-литовским нашествием. В этот мрачный период Первосвятитель Русской Церкви самоотверженно оберегал Русское государство, словом и делом защищая православную веру от латинства и единство нашего Отечества от врагов внутренних и внешних. Свой подвиг спасения Родины святитель Ермоген увенчал мученической кончиной, перешедшей в благодатное молитвенное Небесное заступничество за наше отечество у Престола Святой Троицы.

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, происходил из донских казаков. По свидетельству самого Патриарха, он был священником в городе Казани при казанской гостинодворской церкви во имя святителя Николая (память 6 декабря и 9 мая). Вскоре он принял монашество и с 1582 года был архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом.

В служение Святейшего Патриарха в Казани совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери в 1579 году. Будучи еще священником, он, с благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии, переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Обладая незаурядным литературным дарованием, святитель сам составил в 1594 году сказание о явлении чудотворной иконы и совершившихся от нее чудесах. В 1591 году святитель собирал в кафедральный собор новокрещенных татар и в течение нескольких дней наставлял их в вере.

В 1592 году были перенесены мощи святителя Германа, второго Казанского архиепископа (память 25 сентября, 6 ноября, 23 июня), скончавшегося в Москве 6 ноября 1567 года, во время моровой язвы, и погребенного у церкви во имя святителя Николая. По благословению Патриарха Иова (1589 - 1605) святитель Ермоген совершил их погребение в Свияжском Успенском монастыре. 9 января 1592 года святитель Ермоген направил Патриарху Иову письмо, в котором сообщал, что в Казани не совершается особое поминовение православных воинов, жизнь положивших за веру и Отечество под Казанью, и просил установить определенный день памяти. Одновременно он сообщал о трех мучениках, пострадавших в Казани за веру Христову, из которых один был русский, по имени Иоанн (память 24 января), родом из Нижнего Новгорода, плененный татарами, а двое других, Стефан и Петр (память 24 марта), новообращенные татары. Святитель выражал сожаление, что эти мученики не были вписаны в синодик, читавшийся в Неделю Православия, и что им не пелась вечная память. В ответ святителю Ермогену Патриарх прислал указ от 25 февраля, который предписывал «по всем православным воинам, убитым под Казанью и в пределах казанских, совершать в Казани и по всей Казанской митрополии панихиду в субботний день после Покрова Пресвятой Богородицы и вписать их в большой синодик, читаемый в Неделю Православия», повелевалось вписать в тот же синодик и трех мучеников казанских, а день их памяти поручалось определить святителю Ермогену. Святитель объявил патриарший указ по своей епархии, добавив, чтобы по всем церквам и монастырям служили литургии и панихиды по трем казанским мученикам и поминали их на литиях и на литургиях 24 января. Святитель Ермоген проявлял ревность по вере и твердость в соблюдении церковных традиций, заботился о просвещении верой Христовой казанских татар.

В 1595 году при деятельном участии святителя совершилось обретение и открытие мощей казанских чудотворцев: святителей Гурия, первого архиепископа Казанского (память 4 октября, 5 декабря, 20 июня), и Варсонофия, епископа Тверского (память 4 октября, 11 апреля). Царь Феодор Иоаннович (1584 - 1598) приказал соорудить в Казанском Спасо-Преображенском монастыре новую каменную церковь на месте прежней, где были погребены святые. Когда были обретены гробы святителей, святой Ермоген пришел с собором духовенства, повелел вскрыть гробы и, увидев нетленные мощи и одежды святителей, сообщил Патриарху и царю. По благословению Патриарха Иова и по повелению царя, мощи новоявленных чудотворцев были поставлены в новом храме. Святой Ермоген сам составил жития святителей Гурия и Варсонофия.

За выдающиеся архипастырские качества митрополит Ермоген был избран на первосвятительскую кафедру, и 3 июля 1606 года он возведен собором святителей на Патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил Патриарху посох святителя Петра, Московского чудотворца (память 5 октября, 21 декабря, 24 августа), а царь принес в дар новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, белый клобук и посох. По древнему чину Патриарх Ермоген совершал шествие на осляти.

Деятельность Патриарха Ермогена совпала с трудным для Русского государства периодом - нашествием самозванца Лжедимитрия и польского короля Сигизмунда III. Первосвятитель все свои силы посвятил служению Церкви и Отечеству. В этом подвиге Патриарх Ермоген не был одинок: ему подражали и помогали самоотверженные соотечественники. С особенным вдохновением противостоял Святейший Патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим ввести в России униатство и католичество и искоренить Православие, поработив русский народ. Когда самозванец подошел к Москве и расположился в Тушино, Патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал: «...Вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно-мнимому вашему царику... Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отшедших и живых... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете?... Заклинаю вас Именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца». В другой грамоте Первосвятитель призывал: «Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад, и всех нас; и мы станем молить за вас Бога...» Вскоре праведный суд Божий свершился и над Тушинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника; он был убит собственными приближенными 11 декабря 1610 года. Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней находились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом Ермогеном по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов и избранию законного русского царя. Москвичи подняли восстание, в ответ на которое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками они насильно свели святого Патриарха Ермогена с Патриаршего престола и заключили в Чудовом монастыре под стражу. В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом смертной казнью. Святитель твердо отвечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру». Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей. Русские воеводы не проявили согласованности, поэтому не смогли взять Кремль и освободить своего Первосвятителя. Более девяти месяцев томился он в тяжком заточении, и 17 февраля 1612 года скончался мученической смертью от голода.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Ермоген, успешно завершилось русских народом. Тело священномученика Ермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в 1654 году перенесено в Московский Успенский собор. Прославление Патриарха Ермогена в лике святителей совершилось 12 мая 1913 года.

Тропарь священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 4

Российския земли первопрестольниче / и неусыпный о ней к Богу молитвенниче, / за веру Христову и паству твою душу свою положив, / страну нашу от нечестия избавил еси. / Темже вопием ти: / спасай нас молитвами твоими, / священномучениче Ермогене, отче наш.

Кондак священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 6

Темницею и гладом изнуряем, / даже до смерти верен пребыл еси, блаженне Ермогене, / малодушие от сердец людей твоих отгоняя / и на общий подвиг вся призывая. / Темже и нечестивых мятеж низложил еси и страну нашу утвердил еси, / да вси зовем ти: // радуйся, заступниче Российския земли.

Ин тропарь священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 4

Приспе день светлаго торжества, / град Москва радуется, / и с ним Русь Православная ликовствует / песньми и пеньми духовными: / днесь бо священное торжество / в явлении честных и многоцелебных мощей / святителя и чудотворца Ермогена, / якоже солнце незаходимое, возсия светозарными лучами, / разгоняя тьму искушений же и бед / от вопиющих верно: // спасай нас, яко предстатель наш, великий Ермогене.

Святыми на Руси исстари становились и богобоязненные простые мужики-крестьяне, и зажиточные торговцы, и высоконравственные добродетельные женщины, и прославленные правители. Русский православный народ свято чтит своих покровителей божьих, уповает на защиту небесных праведников, ищет и находит в них поддержку на своем собственно пути духовного развития.

Краткая биография Светлейшего Владыки

Христианство в России насчитывает много великих святых защитников. Патриарх Гермоген несомненно является одной из самых значительных личностей истории русского христианства. Многое в биографии этого человека осталось до конца не выясненным. До сих пор историки ведут напряженные споры касательно значительных вех его жизни и судьбы.

Биография Патриарха Гермогена полна догадок. Доподлинно известно, что он родился в Казани, был наречен именем Ермолай. Точная дата появления его на свет неизвестна, историки относят ее к 1530 году. О социальном происхождении патриарха однозначных сведений также не имеется. По одной версии, Гермоген принадлежит к роду Рюриковичей-Шуйских, по другой - он выходец из донского казачества. Историки больше склоняются к мнению, что будущий Святитель Гермоген, Патриарх Московский был все-таки незнатного происхождения, вероятнее всего он простой выходец «из народа».

Первые шаги Гермогена в православии

Свою службу Ермолай начинал в Казанском Спасо-Преображенском монастыре обычным клириком. Приходским священником церкви св.Николая Казани он становится в 1579 году, принимает участие в церемонии обретения лика Казанской Божьей Матери и пишет «Сказание о явлении и творимых чудесах образа Казанской Богоматери», отправленное впоследствии самому царю Ивану Грозному.

Спустя несколько лет Гермоген принимает иночество и вскорости становится сначала игуменом, а потом и архимандритом Казанского Спасо-Преображенского монастыря. Возведение Гермогена в сан епископа и назначение его Митрополитом Казанским и Астраханским состоялось в мае 1589 года.

И даже сейчас, посреди беснующей толпы этот старец пытался словом Божьим праведным успокоить народ, убедить «не поддаваться на дьявольское соблазнение». На сей раз переворот не увенчался успехом, во многом благодаря мудрости и твердости слова, сказанного патриархом. Но все же порядку трехсот человек предательски удалось сбежать в становище нового самозванца в Тушино.

Перелом в русской Смуте

А между тем в государстве начали происходить события, способствующие изменению течения Смуты. В один из холодных зимних февральских дней 1609 года Василий Шуйский заключает договор со шведским правителем Карлом IX. Отряд шведских воинов был послан в Новгород и отдан под командование племянника царя воеводы Скопина-Шуйского.

Объединенные таким образом русские и шведские военные силы успешно атаковали войско тушинского самозванца, выдворили их с северо-запада России. Подписание Шуйским и Карлом IX договора и вхождение на русскую землю шведских вооруженных сил дало толчок к началу открытых военных наступлений польского короля Сигизмунда на Россию. Осенью того же года польская армия подошла к Смоленску, рассчитывая на легкий захват города. Но не тут-то было!

Смоленск мужественно и доблестно, почти два долгих года, противодействовал натиску поляков. В конце концов, большая часть польской армии перебазировалась из-под Тушина к осажденному Смоленску, а в конце года из Тушина в Калугу сбежал и сам самозванец. Ранней весной 1610 года лагерь бунтовщиков был окончательно разгромлен и уже 12 марта столичный люд с восторгом встречал армию Скопина-Шуйского. Угроза

взятия смутьянами Москвы миновала, что однако совсем не означало окончания войны сразу с двумя агрессорами - затаившимся в Калуге самозванцем и плотно осевшим под Смоленском Сигизмундом.

Положение Шуйского в это время несколько укрепилось, как вдруг скоропостижно умирает его племянник-герой Скопин-Шуйский. Его смерть приводит к поистине катастрофическим событиям. Русская армия, выдвинутая к Смоленску против поляков, под командованием брата государя полностью разгромлена близ села Клушино. Гетман Жолкевский во главе польского войска выступили на Москву и оккупировали Можайск. Самозванец, собрав остатки войска, стремительно двинулся в сторону столицы с юга.

Низложение царя Василия. Опала Патриарха

Все эти фатальные события окончательно решили судьбу Василия Шуйского. В середине лета 1610 года бунтовщики проникли в Кремль, захватили бояр, Патриарх Гермоген с криками о низложении царя, насильно был выведен из Кремля. Безуспешно Владыка Церкви вновь угомонить разбушевавшуюся толпу, в этот раз она его не слышала. Последний царь принадлежавший к древнейшему роду Рюриковичей был низвергнут с престола российского, силой пострижен в монахи и «сослан» в находящийся (до своего разрушения) в восточной части московского кремля на Царской площади.

Гермоген, Патриарх Московский, и сейчас не отрекся от служения Богу и царю Василию, которого несмотря ни на что считал истинным помазанником на российский трон. Пострижения в монахи Шуйского он не признал по причине того, что непременным условием к совершению пострига является произношение слов обета вслух непосредственно тем, кто становится монахом.

В случае с постригом Василия слова отречения от всего мирского произносил князь Тюфякин - один из бунтовщиков, насильно низвергнувший царя с престола. Кстати, Патриарх Гермоген впоследствии именно Тюфякина называл монахом. На низложении Шуйского, по мнению историков, заканчивается государственно-политическая деятельность Владыки и начинается его истовое служение Православию.

Власть в столице полностью захватили бояре. Патриарх впадает в опалу, правительство получившее прозвание «Семибоярщина» глухо ко всем требованиям, инициативам, советам и рекомендациям Гермогена. И все же, несмотря на внезапно оглохших бояр, именно в это время его призывы звучат наиболее громко и твердо, что дает сильнейший толчок к пробуждению России от «дьявольского сна».

Борьба за российский престол

После низложения Василия перед боярами встал наиважнейший вопрос - кого сделать новым царем Руси. Для решения этого вопроса был созван Земский собор, точки зрения на котором между правителями разделились. Гермоген упорствовал во мнении возвращения на престол Василия Шуйского, ну или при невозможности этого на помазании на царство одного из князей Голициных либо сына Митрополита Ростовского малолетнего Михаила Романова.

По наставлению патриарха во всех православных храмах творят молебны к Богу об избирании Бояре в свою очередь ратуют за избрание на российский трон сына польского правителя Сигизмунда, царевича Владислава. Поляки казались им наименьшим злом в сравнении с самозваным Лжедмитрием II и его тушинским «войском». Один лишь Патриарх осознавал, насколько гибельным для России будет выбранный боярами путь.

Не слушавшие Гермогена бояре начали вести переговоры с польским правительством. Итогом этих переговоров стало согласие Семибоярщины на помазание на царствование. И вот тут патриарх проявил всю твердость своего характера. Он выдвинул несколько жестких условий - Владислав не сможет стать русским царем без принятия им православной веры, крещение королевича должно произойти до прибытия того в Москву, венчаться Владислав должен будет только на русской девушке, прекратить все сношения с католическим Папой и католизизмом во всех его проявлениях. Посланные к полякам с этими требованиями послы вернулись без четкого ответа, на что патриарх сказал, что в случае отказа королевича креститься никаких дальнейших переговоров о помазании его на царский престол речи вестись не будет.

Предательство Семибоярщины

Снова к Сигизмунду отправляется посольство во главе с митрополитом Филаретом и князем Голициным с четким наказом от Патриарха настоятельно требовать от Владислава принятия православия. Гермоген благословил послов, дав наказ твердо стоять на этом требовании и не поддаваться ни на какие ухищрения польского короля.

И тут Патриарх подвергся новому удару. 21 сентября, ночью, бояре предательски открыли столичные ворота польскому войску под предводительством гетмана Жолкевского. Владыка пробовал возмутиться этому действию. Но бояре на все негодования ответили патриарху, что нечего церкви вмешиваться в дела мирские. Сигизмунд же решил сам занять русский престол, фактически просто присоединив Русь к Речи Посполитной. Немалое количество бояр пожелало присягнуть на верность польскому королю. В свою очередь российские послы твердо исполняли наказ патриарха, непоколебимо отстаивая государственные интересы государства российского и православного христианства.

В один из дней Владыка Гермаген обратился к русскому народу, увещевая мирян воспротивиться избранию польского правителя царем Руси. Горячая, наполненная праведностью речь патриарха достигла своей цели, нашла отклик в душе русских людей.

Бояре направили очередную грамоту с согласием о взошествии на престол короля Сигизмунда, но из-за отсутствия на ней подписи Светлейшего Патриарха русские послы высказались о том, что испокон веков на земле русской любое дело, государственное ли или мирское, начиналось с совета православного духовенства. И уж коле в нынешние тяжелые времена осталось государство российское без царя, то и быть главным вершителем кроме как патриарху боле некому и без его повеления разрешать какое-либо дело нельзя. Разгневанный Сигизмунд прекратил всякие переговоры, послы вернулись в Москву.

Зимним вечером 1610 года Лжедмитрий II был зверски убит, что вызвало настоящее ликование среди русских людей. Все чаще начали раздаваться призывы к изгнанию поляков из земли русской. До наших дней дошли некоторые свидетельства самих поляков об этом времени. В них говорится о том, что Патриарх Московский секретно распространил по городам наказы, в которых призывает народ сплотиться и скорее выдвигаться к столице для защиты веры христианской православной и изгнания иноземных оккупантов.

Памятник патриарху Гермогену на Красной площади в Москве:

Твердость веры и подвиг Патриарха

И снова к Патриарху Гермогену подкралась угроза. Предатели и польские прихвостни решили отделить патриарха от всего мира, чтобы пресечь донесение воззваний патриарха к народу.

16 января 1611 года в патриарший двор были введены войска, подворье разграблено, а сам Владыка подвергнут унижениям и насмешкам. Но несмотря на практически полную изоляцию, призывы Святителя Русской Православной Церкви распространялись среди народа. Города России, в который уже раз поднялись на защиту государства. Народное ополчение хлынуло к стенам столицы для освобождения ее от польских захватчиков. В феврале 1611 года изменники низложили Патриарха и заточили его в темный каземат Чудова монастыря, где морили голодом и всячески унижали его достоинство.

Владыка Гермоген принял мученическую смерть 17 января Хотя историки и в этом вопросе не имеют единого мнения. По одним свидетельствам, Патриарх умер от голода, по другим - его намеренно отравили угарным газом или жестоко задушили.

Через некоторое время после гибели старца Москва была избавлена от присутствия в ней поляков, а 21 февраля 1613 года российский престол занял Михаил Федорович Романов, за которого Гермоген несомненно молил Господа Бога.

Изначально патриарх был захоронен в Чудовом монастыре. Впоследствии тело Владыки было решено перенести в Успенский собор - пантеон для высшего духовенства московского. При этом выяснилось, что мощи святителя остались нетленны, потому останки не стали спускать в землю. Канонизация патриарха произошла в 1913 году.

Патриарх всероссийский с 1606 по1612 г. В 1589 г., в год учреждения на Руси патриаршества, он был поставлен в сан казанского митрополита и вслед за тем проявил большое усердие в деле обращения в православие местных инородцев. По восшествии на московский престол Лжедимитрия I, Гермоген был вызван в Москву для участия в устроенном новым царем сенате, но не мог долго ужиться в столице рядом с царем, чуждым религиозной нетерпимости и склонным к сближению с иноземцами. Когда перед браком Лжедимитрия на Марине Мнишек возник вопрос, не следует ли предварительно произвести над Мариной обряд крещения в православие, Гермоген был в числе тех духовных, которые наиболее настаивали на этом, и за такое противодействие намерениям царя был удален из Москвы в свою епархию. Царь Василий Шуйский решился возвести его, как врага предшествовавшего правительства, на место низложенного патриарха Игнатия. Сделавшись патриархом, он не играл первое время видной роли в государственных делах, благодаря несогласиям, возникшим вскоре между ним и царем Василием, который мало вызывал симпатий в Гермогене, непреклонном в своих убеждениях, прямом и решительном в своих действиях. С низложением Шуйского начался наиболее важный период деятельности Гермогена, совпавшей теперь в своих целях с стремлениями большей части русск. народа. В эпоху наступившей тяжелой смуты, когда "шатание" охватило большинство московских правительственных деятелей и они, забыв о государстве, искали прежде всего личной выгоды, Гермоген явился одним из немногих лиц среди центрального правительства, которые сохраняли свои убеждения и твердо проводили их в жизнь. Когда выставлена была кандидатура королевича Владислава, Гермоген соглашался на нее лишь под условием принятия Владиславом православной веры и сам писал о том королю Сигизмунду. Предвидя, однако, что у короля имеются другие планы, Гермоген держал себя очень враждебно по отношению к полякам; протестовал против впуска польского войска в Москву, и даже после того, как бояре впустили гетмана Жолкевского, очень холодно относился к нему и к сменившему его Гонсевскому. Требование Сигизмунда, чтобы бояре приказали Смоленску сдаться на королевскую волю, окончательно раскрыло патриарху смысл действий поляков, и он решительно отказал в своей подписи на изготовленной боярами грамоте, несмотря на то, что в пылу спора один из бояр, Салтыков, даже угрожал патриарху ножом. Отсутствие имени патриарха в грамоте, отправленной к московским послам, находившимся у Сигизмунда, и предписывавшей им во всем положиться на волю короля, дало им предлог отказаться от исполнения этого приказания. С этих пор Гермоген является уже открытым противником поляков, путем устной проповеди и рассылаемых грамот увещевая народ стоять за православную веру против желающих уничтожить ее иноземцев. Когда к Москве подошло ляпуновское ополчение, поляки и державшие их сторону русские бояре потребовали от патриарха, чтобы он приказал ополчению разойтись, угрожая ему в противном случае смертью. Гермоген отказался это сделать и был подвергнут тяжелому заключению в Чудовом монастыре. После убийства казаками Ляпунова, когда Заруцкий провозгласил царем сына Марины, Гермоген еще раз оказал услугу общеземскому делу, послав грамоту в Нижний Новгород с протестом против таких действий казацкой "атаманьи". "Отнюдь, - писал патриарх, - Маринкин на царство не надобен: проклят от св. собора и от нас". 25 августа 1611 года эта грамота была получена в Нижнем и отсюда переслана в другие города, в значительной степени подготовив, вероятно, поход нового земского ополчения под Москву. Когда в Москве получены были первые вести о сборах Минина и Пожарского, сидевшие в Москве бояре и поляки потребовали вновь от Гермогена, чтобы он убедил нижегородцев оставаться верными присяге Владиславу, но встретили с его стороны решительный отказ. "Да будет над ними, - отвечал патриарх, - милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем". Тогда его, по рассказу современников, уморили голодной смертью. Он умер 17 февр. 1612 г. Литературу см. в статье Смутное время.

В. М-н.

Энциклопедия Брокгауз-Ефрон

Н. И. Костомаров - Патриарх Гермоген и Прокопий Ляпунов

Эти две личности, совершенно с различным призванием, во многом одна другой противоположные, были, так сказать, сведены судьбою для взаимодействия в самую бедственную и знаменитую эпоху русской истории, и потому вполне уместно, для связи событий, изложить их жизнеописания вместе.

Ранняя жизнь патриарха Гермогена неизвестна, как равно его происхождение и место рождения. Поляки впоследствии говорили, что он некогда служил в донских казаках, а потом был попом в Казани; они ссылались на дела казанского дворца, где будто бы находились обвинения на Гермогена в предосудительных поступках, совершенных им в то время. Это известие не может быть принято за достоверное. Историческая деятельность Гермогена начинается с1589 г., когда, при учреждении патриаршества, он был поставлен казанским митрополитом. Находясь в этом сане, Гермоген заявил себя ревностию к православию. В казанской земле были крещеные инородцы, только по имени считавшиеся христианами; чуждые русских, они водились со своими одноплеменниками татарами, чувашами, черемисами, жили по-язычески, не приглашали священников в случае рождения младенцев, не обращались к духовенству при погребениях, а их новобрачные, обвенчиваясь в церкви, совершали еще другой брачный обряд по-своему. Другие жили в незаконном супружестве с немецкими пленницами, которые для Гермогена казались ничем не отличавшимися от некрещеных. Гермоген собирал и призывал таких плохих православных к себе для поучения, но поучения его не действовали, и митрополит в1593 г. обратился к правительству с просьбою принять со своей стороны понудительные меры. Вместе с тем, его возмущало еще и то, что в Казани стали строить татарские мечети, тогда как в продолжение сорока лет, после завоевания Казани, там не было ни одной мечети. Последствием жалоб Гермогена было приказание собрать со всего Казанского уезда новокрещеных, населить ими слободу, устроить церковь, поставить над слободою начальником надежного боярского сына и смотреть накрепко, чтобы новокрещеные соблюдали православные обряды, держали посты, крестили своих пленниц немецких и слушали бы от митрополита поучения, а непокорных следовало сажать в тюрьму, держать в цепях и бить. Суровый и деятельный характер Гермогена проявляется уже в этом деле.

С восшествием на престол названого Димитрия, был устроен сенат, где надлежало заседать и знатному духовенству: Гермоген был членом этого сената и потому был приглашен в Москву. По случаю бракосочетания царя с Мариною, Гермоген резко начал требовать крещения католички, и за это был удален в свою епархию. Царь Василий Шуйский приказал возвести его на патриаршество… Это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия… Он выходил на площадь усмирять толпу, вооружавшуюся против Шуйского, заступался за него во время низложения, проклинал Захара Ляпунова с братиею, не признавал насильственного пострижения царя, так как оно не могло освящаться даже и правильностию совершенного над ним обряда, наконец, и тогда, когда уже Шуйский был в Чудовом монастыре, советовал возвести его снова на престол… Когда уже Жолкевский стоял под Москвой и бояре поневоле предлагали корону Владиславу, Гермоген противился, осуждал намерение призывать на московский престол иноплеменника и соглашался на то в крайности, только с тем, чтоб Владислав крестился в православную веру. Жолкевский не соглашался; дело тянулось; наконец, когда Жолкевский дал боярам заметить, что может прибегнуть и к силе, если мирным путем ничего не добьется, бояре… пошли просить благословения патриарха. "Если, - сказал патриарх, - вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и приимете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!" Увидевши в церкви с боярами Михаила Молчанова, убийцу Борисова сына, недавно игравшего роль Димитрия в Самборе, Гермоген прогнал его такими словами: "Прочь отсюда, окаянный еретик, ты недостоин входить в церковь Божию!"…

Послы, отправленные под Смоленск к королю, обязаны были всеми силами добиваться, чтобы будущий царь принял православную веру. Когда, после того, возник вопрос о допущении польского войска в Москву, Гермоген сильно этому противился и возбуждал других к противодействию…

Польское войско вошло в столицу, несмотря на ропот, возбуждаемый Гермогеном…

Жолкевский недолго пробыл в Москве. Александр Гонсевский, заступивший на его место… начал распоряжаться и судом и казною. Сигизмунд явно показывал вид, что не хочет посадить на московском престоле сына, а помышляет сам царствовать в Московском государстве, раздавал на Руси поместья, должности… В то время, когда вся земля Московского государства избирала в государи сына польского короля, Сигизмунд требовал сдачи Смоленска, русского города; польское войско метало в этот город ядра, лилась русская кровь; король настаивал, чтобы послы, прибывшие в его стан по делу об избрании Владислава, понуждали Смоленск сдаться королю; а когда послы отговаривались неимением уполномочия и послали в Москву спрашивать, то в Москве преданные Сигизмунду бояре, Салтыков и Федор Андронов, нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю.

Понятно, как все эти обстоятельства возмущали патриарха. В одинаковой степени возмутился всем этим и Прокопий Петрович Ляпунов.

Фамилия Ляпуновых происходила из дома Св. Владимира; давно уже лишившись владетельных прав, "захудавши", как говорилось в старину, она потеряла и княжеское достоинство. Оставаясь только дворянами, Ляпуновы были, однако, богаты и влиятельны в рязанской земле. Два брата Ляпуновых, Прокопий и Захар… ворочали всеми делами этой земли. По смерти Грозного, Ляпуновы вместе с Кикиными участвовали в московском мятеже, предпринятом с целью отстранить слабоумного Федора и возвести Димитрия; за то они подверглись ссылке. Впоследствии прощенные, они ненавидели Бориса… Во время перехода войска на сторону названого Димитрия под Кромами, Ляпуновы были из первых, провозгласивших имя Димитрия, и увлекли за собою все рязанское ополчение.

В описываемое наше время Прокопию Петровичу было лет под пятьдесят; он был высокого роста, крепко сложен, красив собою; чрезвычайно пылкого, порывистого нрава, а потому легко попадался в обман, но вместе настойчивый и деятельный. Он в высокой степени обладал способностью увлекать за собою толпу и, под влиянием страсти, не разбирал людей, стараясь только направить их к одной цели. После убийства названого Димитрия, которого он искренно считал настоящим, он пристал к Болотникову, поверив, что Димитрий жив, но отстал тотчас же, как убедился в обмане. Не терпя Шуйского, Ляпунов признал его царем ради спокойствия земли, служил ему, но видел его неспособность… Скоропостижная смерть Скопина окончательно сделала его врагом Шуйского… По его подущению Шуйский был сведен с престола. Избрание Владислава [поначалу] казалось Прокопию Ляпунову самым лучшим средством успокоить русскую землю… Но как только дошло до него известие о том, что делает Сигизмунд под Смоленском, Ляпунов понял, что со стороны поляков один только обман, что Сигизмунд готовит Московскому государству порабощение; Ляпунов написал в Москву боярам укорительное письмо и требовал, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, постановленный Жолкевским… Гонсевский, зная, что Ляпуновым пренебрегать нельзя, обратился к патриарху и требовал, чтобы Гермоген написал этому человеку выговор. Но Гермоген понимал, что из этого выйдет, и отказал наотрез.

5 декабря 1610 года пришли к Гермогену бояре. Во главе их был Мстиславский. Они составили грамоту к своим послам под Смоленск в таком смысле, что следует во всем положиться на королевскую волю. Они подали патриарху эту грамоту подписать и, вместе с тем, просили его усмирить Ляпунова своей духовной властью. Патриарх отвечал:

"Пусть король даст своего сына на Московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру… А чтоб так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что, после такого письма, нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам, - если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти".

Слово за слово; спор между патриархом и боярами дошел до того, что Михайло Салтыков замахнулся на Гермогена ножом.

"Я не боюсь твоего ножа, - сказал Гермоген, - я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!"

На другой же день патриарх приказал народу собраться в соборной церкви и слушать его слово. Поляки испугались и окружили церковь войском. Некоторые из русских успели, однако, заранее войти в церковь и слышали проповедь своего архипастыря. Гермоген уговаривал их стоять за православную веру и сообщать о своей решимости в города. После такой проповеди приставили к патриарху стражу.

Ляпунов узнал обо всем и… написал боярам письмо такого содержания: "Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами".

Ляпунов разослал по разным городам свое воззвание и присовокупил к нему списки с двух грамот: с присланной из-под Смоленска дворянами и детьми боярскими, да с грамоты, доставленной из Москвы.

В грамоте из-под Смоленска говорилось в том смысле: "Мы пришли из разоренных городов и уездов к королю в обоз под Смоленск и живем тут другой год, чтоб выкупить из плена, из латинства, из горькой работы бедных своих матерей, жен и детей. Никто не жалеет нас. Иные из наших ходили в Литву за своими матерями, женами и детьми и потеряли там свои головы. Собран был Христовым именем окуп - все разграбили... во всех городах и уездах, где завладели литовские люди, поругана православная вера, разорены Божии церкви! Не думайте и не помышляйте, чтоб королевич был царем в Москве. Все люди в Польше и Литве никак не допустят до того. У них в Литве положено, чтобы лучших людей от нас вывести и овладеть всею московскою землею. Ради Бога, положите крепкий совет между собою. Пошлите списки с нашей грамоты в Нижний, в Кострому, в Вологду, в Новгород и свой совет отпишите, чтобы всем было ведомо, чтобы всею землею стать нам за православную веру, покамест мы еще свободны, не в рабстве и не разведены в плен".

В московской грамоте указывалось первенство Москвы; она называлась корнем древа, упоминалась ее местная святыня, образ Богородицы, писанный евангелистом Лукою, мощи Петра, Алексия, Ионы и, между прочим, говорилось: "У нас святой патриарх Гермоген прям, яко сам пастырь, душу свою за веру полагает несомненно, и ему все православные христиане последствуют, только неявственно стоят".

"Встанем крепко, - писал Ляпунов, - приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем… У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть".

В городах уже кипело негодование против поляков. В каждом городе списывались и читались в соборной церкви грамоты, присланные Ляпуновым, списывались с них списки и отправлялись с гонцами в другие города; каждый город передавал другому городу приглашение собраться со всем своим уездом и идти на выручку русской земли. Из каждого города бегали посыльщики по своему уезду, созывали помещиков, собирали даточных людей с монастырских и церковных имений. Везде… люди вооружались, чем могли, спешили в свой город, кто верхом, кто пешком, везли в город порох, свинец, сухари, всякие запасы. В городе звоном колокола собирали сходку людей своего уезда. Тут постановлялся приговор, произносилось крестное целование. Русские люди обещались дружно и крепко стоять за православную веру и за Московское государство, не целовать креста польскому королю, не сноситься ни с ним, ни с поляками, ни с Литвою, ни с русскими сторонниками короля, а идти ополчением вместе с другими своими соотечественниками выручать Москву… Восстание быстро охватило Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Суздаль, Муром, Кострому, Вологду, Устюг, Новгород со всеми новгородскими городами; везде собирались ополчения и, по приказанию Ляпунова, стягивались к Москве. С другой стороны, с Ляпуновым вошли в соглашение сторонники убитого Тушинского вора… Все украинские города пристали к Ляпунову... Ляпунов везде преследовал только одну свою высокую цель, спасение погибающего отечества, и простодушно братался с такими людьми, как Заруцкий и Сапега, для будущей гибели своей и своего дела.

В начале марта Ляпунов уже шел к Москве, соединяясь по дороге с разными ополчениями городов.

В Москве давно уже происходила тревога. Смельчаки позволяли себе над поляками оскорбительные выходки, ругались над ними, давали разные бранные клички… Приближалась страстная неделя. Поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставшего народа приближаются к Москве. Салтыков, по приказанию Гонсевского, явился вместе с боярами к Гермогену и сказал:

"Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтоб не ходили". Патриарх отвечал:

"Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтоб они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас, изменников; Москве приходит разорение, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса. Не могу слышать латинского пения!"

Наступил вторник страстной недели. Уже русские ополчения с разных сторон подходили к Москве. В Москве русские показывали вид, будто ничего не ждут и все обстоит обычным порядком. Московские торговцы отворили свои лавки. Народ сходился на рынках. Одно только было необычно: на улицах съехалось очень много извозчиков. Поляки смекнули, что это делается для того, чтобы загородить улицы и не дать полякам развернуться, когда придет русское ополчение. Поляки стали принуждать собравшихся извозчиков стаскивать пушки на стены Кремля и Китай-города.

Извозчики отказались. Поляки давали им денег - извозчики не брали денег. Тогда поляки начали бить извозчиков; извозчики стали давать сдачи; за тех и за других заступились свои. Поляки обнажили сабли и начали рубить и старого и малого.

Народ бежал в Белый город, поляки бросились за ним, но в Белом городе все улицы были загромождены извозчичьими санями, столами, скамьями, бревнами, кострами дров; русские из-за них, с кровель, заборов, из окон стреляли в поляков, били их каменьями и дубьем. По всем московским церквам раздавался набатный звон, призывавший русских к восстанию. Вся Москва поднялась, как один человек, а между тем ополчения русской земли входили в город с разных сторон.

Поляки увидели, что с их силами невозможно устоять, прибегли к последнему средству и зажгли Белый город в разных местах, потом зажгли также и Замоскворечье, а сами заперлись в Китай-городе и Кремле. С ними были бояре: как Мстиславский, князь Куракин, князь Борис Мстиславович Лыков, Федор Иванович Шереметев, Иван Никитич Романов, Салтыков и другие, многие боярыни, дворяне с женами и пр. Большая часть должна была сидеть там поневоле. Русские войска никак не могли прорваться сквозь пылающую столицу.

В продолжение трех дней большая часть Москвы сгорела. Торчали только стены Белого города с башнями, множество почерневших от дыма церквей, печи уничтоженных домов и каменные подклети. Поляки успели нахватать кое-чего в церквах и богатых домах, и многие так обогатились, что иной, войдя в Белый город в изодранном кунтуше, воротился в Китай-город в золоте, а жемчуга набрали они такое множество, что заряжали им ружья и стреляли в москвичей. Затворившись в Китай-городе, польские воины с досады перебили оставшихся там русских, пощадили только красивых женщин и детей и проигрывали их друг другу в карты.

С тех пор ополчение стояло под Москвою и вело ожесточенную драку с поляками. Редкий день проходил без боя. Бояре и Гонсевский принялись за патриарха.

"Если ты, - говорил ему Салтыков, - не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтоб они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью".

"Вы мне обещаете злую смерть, - сказал Гермоген, а я надеюсь через нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать - я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!"

Гермогена посадили в Чудов монастырь, не позволяли ему переступать через порог своей кельи, дурно содержали и неуважительно обращались с ним.

Но русское ополчение не могло достигнуть своей цели, потому что в нем начались раздоры. Неразборчивость Ляпунова в наборе товарищей скоро возымела печальные последствия. Подмосковное войско составило приговор, по которому правителями не только войска, но и всей русской земли временно назначили трех предводителей: Димитрия Трубецкого, Прокопия Ляпунова и Заруцкого. Первым считался Трубецкой, как более знатный по рождению, но всем распоряжался Ляпунов; он был крут нравом и настойчив, не разбирал лиц родовитых и не родовитых, богатых и бедных… Он строго преследовал неповиновение, своевольство и всякое бесчинство, а иной раз, не сдерживая своего горячего нрава, попрекал тех, которые служили в Тушине и Калуге ведомому вору; но более всего вооружил он против себя казаков и их предводителя Заруцкого. Ляпунов не позволял им своевольничать и за всякое бесчинство казнил жестоко…

Однажды за казнь двадцати восьми казаков, утопленных за своевольства, все казацкое полчище поднялось против Ляпунова… Об этом происшествии узнал Гонсевский и отправил с одним пленным казаком письмо, подписанное под руку Ляпунова, где говорилось, что казаки - враги и разорители Московского государства и что казаков, куда только они придут, следует бить и топить. 25 июля это письмо было прочтено в казацком круге. Позвали Ляпунова.

Он отправился к казакам оправдываться, заручившись обещанием, что ему не сделают ничего дурного. "Ты это писал?" - спросили его.

"Нет, не я, - отвечал Ляпунов, - рука похожа на мою, но это враги сделали, я не писал".

Казаки, озлобленные уже прежде против него, не слушали оправданий и бросились на него с саблями. Тут некто Иван Ржевский, прежде бывший врагом Ляпунова, понял, что письмо фальшивое, заступился за Ляпунова и кричал: "Прокопий не виноват!" Но казаки изрубили и Ляпунова и Ржевского…

С этого времени ополчение, хотя находилось под Москвою, но состояло главным образом из казаков. Заруцкий смело провозгласил тогда будущим царем сына Марины, но Гермоген, несмотря на свое заключение, успел переслать тайным образом через двух бесстрашных людей грамоту в Нижний, в которой увещевал, чтобы во всех городах отнюдь не признавали царем Маринкина сына: "Проклят от святого собора и от нас", - выражался патриарх. Грамота эта по его приказанию была разослана по разным городам и подготовляла русский народ к новому восстанию.

Под Москвою земские люди переносили от казаков оскорбления всякого рода и насилия и убегали из табора. Казаки расходились из-под Москвы по окрестностям и разоряли русские земли. Повсюду шатались польские шайки, жгли селения, убивали и мучили жителей; в особенности свирепствовали шайки Лисовского и Сапеги… Зимою положение народа стало еще ужаснее. Лишившись жилищ, многие русские замерзали по полям и дорогам. Те, которые были поудалее, образовали шайки удальцов, называемых "шишами"; они нападали на поляков неожиданными налетами, вели с ними партизанскую войну.

"Было тогда, - говорит современное сказание, - такое лютое время Божья гнева, что люди не чаяли себе спасения; чуть не вся земля русская опустела; и прозвали старики наши это лютое время - лихолетье, потому что тогда на русской земле была такая беда, какой не бывало от начала мира"…

В феврале окончил Гермоген свой подвиг. Поляки, услышавши, что в Нижнем собирается новое восстание по воззванию Минина, потребовали от пaтpиapxa, чтобы он написал увещание нижегородцам и приказал им оставаться в верности Владиславу. Гермоген резко и твердо отвечал: "Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!"

За эти слова Гермогена заперли еще теснее, и 17 февраля он умер, как говорят современники, голодною смертью.

Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

М. В. Толстой - Патриарх Гермоген

…Едва успел воцариться самозванец [Лжедмитрий], как все лучшие люди с ужасом увидели в пришлеце орудие ляхов и иезуитов, а не сына Иоаннова. На кафедру низверженного Патриарха был возведен, без соборного избрания, Рязанский архиепископ Игнатий, хитрый грек, живший долго в Риме. Такой пастырь нужен был самозванцу и ляхам. Когда Игнатий для приличия просил благословения у Иова, старец свободно отвечал: "по ватаге атаман, по овцам пастух". Новый Патриарх согласился венчать на царство, помазать святым миром и сподобить причащения Святых Тайн еще до совершения брака невесту мнимого Дмитрия, Марину Мнишек папистку, дозволяя ей иметь свою латинскую каплицу и соблюдать все уставы Римской веры. Казанский митрополит Гермоген и Коломенский епископ Иосиф настоятельно требовали, чтобы невеста, как царица Русская, торжественно приняла Православие, а иначе она не будет царица, и даже не может быть заключен брак царя с нею. Самозванец закипел гневом, приказал немедленно выслать Гермогена из столицы в Казанский монастырь и грозил лишить его сана… Но Господь защитил Церковь Свою! Неистовства ляхов во время свадьбы Лжедмитриевой восстановили всех против самозванца, и он погиб смертию позорною. Тогда же и лжепатриарх сведен был с престола и заключен в Чудовом монастыре. Князь Василий Иванович Шуйский, первый деятель в низвержении Лжедмитрия… был избран жителями столицы и занял престол царский. Прежде всего, желал он избрать законного первосвятителя… Освященным Собором единодушно был избран и посвящен Казанский митрополит Гермоген, муж непоколебимой твердости…

Патриарх Гермоген на памятнике 1000-летия России

Но буря, поднятая именем царевича Дмитрия, не утихала. Некогда Василий Шуйский не имел смелости открыть пред царем Феодором правду об умерщвлении царевича Дмитрия и низким лжесвидетельством в угодность Борису скрыл обстоятельства смерти закланного отрока. Теперь же, избранный на престол, отдал он торжественную почесть царственному страстотерпцу перенесением мощей его в Москву. Царь Василий велел… перевезти в Москву тело Дмитрия из Углича… Из Углича несли раку, переменяясь, люди знатнейшие, воины, граждане и земледельцы. Василий, царица-инокиня Марфа, Патриарх Гермоген, духовенство, синклит, народ встретили раку за городом (1606 г.); открыли мощи, явили их нетление, чтобы "утешить верующих и замкнуть уста неверным". Василий взял святое бремя на рамена свои и нес до собора Архангельского, как бы желая усердием и смирением очистить себя перед тем, кого он столь бесстыдно оклеветал в самоубийстве!..

Может быть, Василий… уже предчувствовал свою гибель. Она скоро свершилась. В Москве зашумел мятеж народный. Одни враги Василия требовали свержения его с престола; другие надеялись, что земля Северская и бывшие слуги Лжедмитрия немедленно возвратятся под сень отечества, как скоро не будет Шуйского… и что государство бессильно только из-за разделения сил: соединится, усмирится и враги исчезнут! Раздался только один голос в пользу закона и царя злосчастного - голос Гермогена; с жаром и твердостию Патриарх изъяснял народу, что… измена царю есть злодейство, всегда казнимое Богом, и не избавит, а еще глубже погрузит Россию в бездну ужасов. Весьма немногие бояре, и весьма не твердо, стояли за Шуйского.. Гермоген с горестию удалился, чтобы не быть свидетелем дела мятежного. Василий был сведен с престола и против воли пострижен.

Никто не противился насилию нечестивому, кроме великого святителя: Патриарх Гермоген торжественно молился за Василия в храмах, как за помазанника Божия, царя России, хотя и бывшего в темнице; торжественно проклинал бунт и не признавал Василия иноком… Дума боярская решилась предложить престол Владиславу, сыну Польского короля Сигизмунда, хотя Гермоген убеждал не жертвовать Церковию ради земных выгод и советовал возложить венец на юного Михаила Романова (сына Филарета)… [Но] святейший Гермоген успел настоять на том условии, что Владислав до вступления на престол обязан принять Православие…

Наступили времена ужаса, безначалия, буйства народного. Дума боярская, присвоив себе верховную власть, не могла утвердить ее ни в слабых руках своих, ни утишить народной тревоги, ни обуздать мятежной черни… По словам очевидца, добродетельного келаря Сергиевой Лавры Авраамия Палицына, "Россию терзали свои даже более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши же изменники - первые и последние в кровавых сечах. Ляхи же с оружием в руках только смотрели и смеялись безумному междоусобию". В этом страшном кипении необузданных страстей только одни пастыри словесного стада Христова оставались верными своему долгу. Они видели, как действовал Патриарх Гермоген, непоколебимый столб Православия… и ревностно подражали первосвятителю…

По избрании Владислава на Русский престол Дума боярская решила призвать гетмана Жолкевского с польскими войсками и поручить врагам охрану столицы… Бодрствовал на страже Церкви и отечества только один старец, ветхий и слабый телом, но несокрушимо-твердый духом - первосвятитель Гермоген. Зная… о намерениях Сигизмунда и о кознях иезуитов, он разрешил всех от присяги польскому королевичу и разослал грамоты по городам, призывая православных на защиту веры и государства. Первый восстал по зову Гермогена и пошел к Москве со своею дружиною рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Но не ему, прежнему слуге самозванца и заклятому врагу царя Василия, судил Промысл Божий спасти отечество: чистое дело требовало людей чистых душой.

Боярская Дума убеждала Патриарха Гермогена успокоить народ, сильно взволнованный вестию о походе рязанцев. В особенности наглый изменник Михайло Салтыков требовал, чтобы Гермоген не позволял поднять ополчение Ляпунову. "Не велю, - отвечал Патриарх, - если увижу крещенного Владислава и ляхов, выходящих из Москвы; но велю, pесли не будет того, и разрешаю всех отданной королевичу присяги". Салтыков в бешенстве выхватил нож; Гермоген осенил его крестным знамением и сказал громогласно: "Сие знамение против ножа твоего, и да взыдет вечная клятва на главу твою!"… Между тем благодаря грамотам Гермогена один за другим поднимались города Русские; народ Московский с нетерпением ждал избавителей и замышлял гибель ляхов. Еще раз бояре заклинали Гермогена… написать к ополчившимся воеводам, чтобы они шли назад и распустили войско. "Ты дал им оружие в руки, - говорил Салтыков, - ты можешь и смирить их". "Все смирится, - ответствовал Патриарх Гермоген, - когда вы, изменники, со своею Литвою исчезнете, но в царственном граде видя ваше злое господство… благословляю достойных вождей христианских утолить печаль отечества и Церкви". Дерзнули, наконец, приставить воинскую стражу к непреклонному Гермогену; не пускали к нему ни мирян, ни духовенство; обходились с ним жестоко и бесчинно, но при людях с уважением, опасаясь народа. В неделю Ваий дозволили Гермогену священнодействовать и приняли меры для обуздания жителей, которые в этот день обыкновенно стекались из всех частей города и ближних селений в Китай-город и Кремль - чтобы быть зрителями великолепного обряда церковного. Ляхи и немцы, пехота и всадники, заняли Красную площадь с обнаженными саблями, пушками и горящими фитилями. Но улицы были пусты! Патриарх Гермоген ехал между уединенными рядами иноверных воинов: узду его осляти держал, вместо царя, один из бояр; за ним шло несколько сановников, унылых, мрачных видом. Граждане не выходили из домов, воображая, что ляхи умышляют внезапное кровопролитие и будут стрелять в толпы народа безоружного. День прошел мирно; так же и следующий. Но во вторник на Страстной неделе вспыхнуло народное восстание, кровь полилась рекою, запылал пожар. Ляхи, обратив в пепел Белый и Земляной город и предместия, заперлись в Китай-городе и Кремле. Там вместе с боярами-изменниками… молились за царя Владислава, с иерархом, достойным такой паствы - Игнатием, которого вывели из Чудовской обители, где он пять лет жил опальным иноком, и снова назвали Патриархом, свергнув и заключив Гермогена на Кирилловском подворье. Один среди врагов, неистовых и гнусных изменников… великий святитель Божий Гермоген в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу. Еще пытались склонить старца, изнуренного постом и тесным заключением, чтобы Гермоген отменил восстание городов на защиту Москвы. Ответ святителя был тот же: "Пусть удалятся ляхи!" Грозили ему злою смертию, - старец Гермоген указывал им на небо, говоря: "Боюся Единого, там живущего!"

П. Чистяков. Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту

Невидимый для паствы своей, великий иерарх сообщался с нею молитвою; слышал звук битв за свободу отечества и тайно… слал благословение верным подвижникам. Наконец, видя непреклонность старца-первосвятителя, ляхи и изменники заключили его в Чудове монастыре и уморили голодом. Гермоген, истаивая и угасая, подобно догорающей лампаде пред ликом Господним, до последнего вздоха воссылал крепкую молитву к Богу об избавлении Отечества и предал дух свой небесному Пастыреначальнику 17 февраля 1612 года.

М. В. Толстой. Рассказы из истории Русской Церкви