Пытки рассказы читать. Самые ужасные средневековые пытки для девушек
Валентин приплелся домой пьяный в дым. Лида впустила его только в коридор и указала на стоящие у ее ног чемоданы.
Уразумев, что шутки кончились и панькаться с ним никто не собирается, он вышел на лестничную площадку.
– Ты чего это сияешь, как новая копейка?
– Выгнала мужа, – беззаботно сообщила Лида.
– Умница, давно пора было сбросить этот хомут с шеи.
Хлебосольная хозяйка разлила в хрустальные бокалы шампанское.
Чарующее сочетание музыки и шампанского подарило Лиде ощущение абсолютного раскрепощения. И она вдруг подумала, что хорошо бы сейчас отыскать мужчину, знающего толк в любви, и отдаться ему прямо на ковре.
Сладкие грезы прервал дверной звонок. Вера вернулась с большущим букетом роз. Пока подруга ставила цветы, в комнату вошел высокий мужчина в сером костюме. Веселые глаза с интересом остановились на Лиде, и она внезапно почувствовала, как щеки запылали.
– Коля, познакомься – это Лида.
– Очень приятно, – пробасил мужчина и протянул молодой женщине широкую ладонь.
Пока Вера сушила голову, как избавиться от подруги, Лида еще больше размякла. А тем временем Вера нашла выход: потащить Лиду в ближайший бар.
– Коленька, солнышко, отвези нас в бар, здесь рядышком.
– Слушаюсь и повинуюсь! – охотно согласился мужчина.
Услышав слово «бар», Лида повеселела.
Едва завидев неоновую вывеску, Лида рванула прочь из машины, предоставив любовникам возможность пообщаться с глазу на глаз. Воспользовавшись ситуацией, Вера страстно прошептала:
– Сейчас быстренько накачаем ее и поедем ко мне. Я так соскучилась…
– А как эта глупышка доберется домой?
– Мир не без добрых людей, – ответила любовница.
– Будь, по-твоему, – капитулировал Николай. – Пошли, «великий комбинатор».
Лида ожидала Веру и Николая за стойкой, потягивая коктейль. Осоловевшие глаза бездумно блуждали по стенам.
– Милок, три коктейля. Я плачу!
Молодой человек проворно наполнил бокалы. Вера взяла свой и отпила глоточек. Николай к коктейлю даже не притронулся. Ему вдруг до боли в мошонке захотелось овладеть Верой, а еще лучше Лидой.
Но тут к молодой женщине подсел худощавый тип в потрепанном плаще. На продолговатом лице лихорадочно горели глубоко посаженные глаза.
– Выпьем, лапочка?
Удивленно взглянув на нахала, Лида согласилась:
– Выпьем!
Через минуту они уже потягивали какую-то зеленую жидкость. Слегка запинаясь, незнакомец промурлыкал, тыча в себя пальцем:
– Меня зовут Юрий Савельевич, или попросту – Юрочка. Лапочка, ты меня не бойся, я таких милых крошек, как ты, не обижаю.
– А я и не боюсь, – храбро ответила Лида.
– А как зовут мою прекрасную повелительницу?
– Лида, – небрежно ответила любительница дармовых коктейлей.
– Вот и чудесно, – возликовал Юрочка.
Вера почувствовала, что более благоприятный момент, чтобы улизнуть, может больше и не представиться. Кокетливо она произнесла:
– Юрий Савельевич, надеюсь, Вы джентльмен, и на Вас можно оставить мою подругу?
– Юрочка не подведет. Я присмотрю за лапушкой, – с этими словами мужчина обнял Лиду за талию и прижал к себе.
– Лидонька, извини, я тебя покидаю, но, уверенна, скучать тебе не придется. Пока! – протараторила Вера, подхватила любовника, и они спешно покинули бар.
Лида тупо посмотрела им вслед и, только когда они исчезли, обратила внимание на Юрочку, предлагающего осушить очередной бокал.
– Лапушка, я попросил особый состав. Уверен, ты будешь в восторге.
Какая прелесть! – воскликнула Лида, сделав последний глоток, и пошатнулась. Перед глазами у нее все плыло.
Маньяк издевается над девушкой – история из жизни
Юрочка взял ее за руку и весь задрожал от пронзившего, как разряд тока, желания прямо тут, в баре, овладеть ею.
– Бар закрывается, но, если лапочка желает, мы можем неплохо посидеть у меня дома.
– Ж-желаю… п-поехали, – едва выдушила из себя Лида и буквально повисла на тщедушном кавалере.
Юрочка, трепеща от радости, вытащил безвольное тело из бара и запихнул в красный «Москвич».
Остановив машину возле кирпичной «хрущебы», Юрочка принялся будить задремавшую Лиду. Открыв затуманенные глаза, женщина встала на непослушные ноги. Поднялись на третий этаж. Он открыл дверь и втолкнул Лиду в крохотный коридор. Войдя вслед за ней, он первым делом захлопнул дверь и включил бра.
Едва желтый свет выхватил из темноты обиженную даму, как он с довольным урчанием сорвал с нее пальто, а потом принялся за платье. Лида попыталась сопротивляться. Молниеносный удар в подбородок отбросил женщину к стене, в глазах вспыхнули искры.
Распростертое тело вызвало у Юрочки не больше эмоций, чем раздавленный таракан. Он спокойно наклонился над женщиной и продолжил с наслаждением срывать остатки одежды. Когда Лида предстала перед ним в первозданном виде, он подхватил ее под руки и потащил в комнату.
Там, в дальнем углу, с потолка свисали две цепи, заканчивающиеся наручниками. Сноровисто он набросил «браслеты» на запястья гостье, до сих пор находившейся без сознания. Она очнулась. Еще плохо соображая, что с ней и где она, молодая женщина первым делом потянулась к огромной шишке на затылке. Но ей так и не удалось ощупать место удара. Руки не опускались.
Истратив последние силы, женщина, со слезами на глазах, вынуждена была смириться с тем, что ее тело целиком во власти Юрочки, и ей уготована роль объекта сексуального вожделения.
Каково же было ее удивление, когда она заметила, что любовный аппарат, вместо того, чтобы гордо возвышаться над придатками, беспомощно свисает вниз. Однако когда Лида увидела в руках у него плетку с семью хвостами, страшная догадка, что она попала в руки к психопату, железной рукой сжала ее сердце. Маньяк издевается над девушкой.
Женщина дернулась что есть силы, но лишь ободрала руки о «браслеты». Тогда Лида решила прибегнуть к хитрости.
– Юрочка, – попросила она, – давай обойдемся без плетки.
Ведь, насколько я понимаю, тебя нужно простимулировать. Освободи мне руки и, обещаю, ты не пожалеешь об этом.
– Я обойдусь без твоей помощи, – презрительно улыбнулся Юрочка. – Вот он, мой самый верный и безотказный стимулятор.
Психопат потряс плеткой. Потом смачно облизнулся, предвкушая наслаждение.
– Не бей меня, – взмолилась Лида. – Я выполню любую твою прихоть, но только не бей.
– Заткнись, дура! – гаркнул мужчина. – Будешь умницей, и я не очень попорчу твою шкурку. Поняла?
– Поняла, – послушно кивнула головой Лида. – Но почему обязательно плетка?
– Если тебе не нравится плетка, – осклабился Юрочка, – то у меня в запасе есть розги. А может, тебе больше нравятся щипцы? Или раскаленный утюг? Выбирай, воля дамы – закон для меня.
– Нет, только не это! – истерически крикнула молодая женщина. Потом чуть более спокойно добавила: – Я предпочитаю принимать «посох» в себя. Поверь мне, это так чудесно – поиграть им в уютном и любвеобильном гнездышке…
Юрочка поморщился.
– Только не туда. Терпеть не могу этого чвакающего болота.
Страх буквально парализовал ее волю. И тут мужчина внезапно подарил ей надежду на то, что с ней обойдутся более гуманно. Презрительным жестом, указав на сохранявший спокойствие любовный аппарат, он произнес:
– Этого охламона в боевое положение может привести только порка. Не бойся, я умею сечь так, что это даже приятно. Главное, чтобы ты расслабилась и не дергалась,
– Есть еще один способ вернуть твоему молодцу силу. Давай я немного поработаю язычком, и он будет стоять как штык.
В подтверждение Лида выразительно облизала верхнюю губу. Реакция Юрочки была ужасной. Побледнев от гнева, он наотмашь ударил Лиду плеткой по лицу, метя попасть по губам, и в припадке бешенства завопил во весь голос:
– Сука! Соска вонючая! Да как ты посмела предложить мне такую мерзость!
Потом он принялся хлестать беззащитную пленницу по чем попало. Маньяк издевается над девушкой. От острой боли Лида прикусила губу так, что по подбородку потекла тоненькая струйка крови, а потом взвыла во весь голос. Крик был ее последней надеждой привлечь чье-то внимание.
Однако она жестоко просчиталась, Юрочка, быстро сообразив, что к чему, взял со стола большой нож. Поднеся его к лицу Лиды, он злобно прошипел:
– Замолчи! Если ты вякнешь еще, хотя бы раз, я зарежу тебя, как ягненка!
– П-пощади, я б-буду молчать как рыба, – запинаясь, ответила молодая женщина.
Юрочка сделал кляп и заткнул им рот Лиды.
Обезопасив себя, Юрочка несколько секунд постоял в раздумье. Мужчина никак не мог решить, куда направить следующий удар. Его одинаково привлекали и небольшая грудь, и широкие бедра. Верхняя половина женского тела все же оказалась более привлекательной. Длинные хвосты со свистом опоясали узкое плечо, оставив красные полосы на груди.
И тогда Лида раскрыла глаза. Первое, что она увидела, был «молот», который целился ей точно в живот. Неожиданная активность детородного органа лишний раз подтвердила, что Юрочка получает удовлетворение, исключительно терзая нежную женскую кожу.
Прошло несколько минут, прежде чем Лида убедилась, что в Юрочкины планы вовсе не входит штурм сокровищницы наслаждений. Это поразило ее даже больше, чем то, что «молот» психопата оказался вполне боеспособным.
Интуитивно чувствуя в этом какую-то загадку, грозящую ей еще большими бедствиями, Лида тем не менее меньше всего думала об истинных причинах такого поведения. Она, как смертельно напуганное животное, настороженно следила за каждым движением Юрочки.
Впрочем, действия мучителя предугадать было проще простого. Чувствуя, что того уровня возбуждения, которого он добился, недостаточно для выхода на финишную прямую, он снова взялся за плетку. Маньяк издевается над девушкой. Теперь он наносил удары исключительно по бедрам и животу.
Лида молила Бога как можно быстрее послать палачу освобождение от семени, потому что силы ее были на исходе. Однако обстоятельства были против Лиды. Удар следовал за ударом, уже трудно было отыскать участок кожи, где не вздулся бы багровый рубец, а «молот», как и прежде, отказывался – исторгнуть из себя хотя бы несколько капель животворящей жидкости.
Чувствуя, как пламя боли охватывает ее с ног до головы, Лида подумала, что она согласна была бы отдаваться Юрочке по десять раз в день всю оставшуюся жизнь, лишь бы он отложил плетку и освободил занемевшие руки.
Но изверг проигнорировал умоляющее выражение лица жертвы. Он видел лишь мелькание хвостов плетки, которые теперь обрушивались на лобок, норовя достать расположенные в глубине паха валики больших губ.
Защищая нежную плоть, Лида крепко-накрепко сжала ноги, последним усилием воли удерживая в себе искру сознания. Благодаря этому сверхусилию она стала свидетелем того, как из крохотной щели на конце полуприкрытого кожей «тарана», венчающего «молот», вырвалась так долго заставлявшая себя ждать струя белой жидкости.
Пролетев расстояние, разделяющее жертву и палача, она упала на ногу женщины. Прикосновение ненавистного ей семени вызвало в душе Лиды такое ощущение, как будто к ее ступне приложили раскаленное тавро.
Пытаясь сбросить с себя то, что так и не попало в лоно, она дернулась, ноги подломились, и тело повисло на цепях. Боль в растянутых, словно на дыбе, руках явилась последней точкой. Лида потеряла сознание.
Лишившись чувств, молодая женщина не только спасла себя от созерцания того, как корчится в приступе сладострастия психопат, но и перестала представлять малейшую ценность для него. А когда волна экстаза схлынула, ее присутствие в комнате стало раздражать Юрочку.
Он принялся одеваться. Застегнув последнюю пуговицу, хладнокровно, словно спускал пса с цепи, открыл замки наручников. Потом взял женщину под руки, собираясь взгромоздить на плечо. Но внезапно он сообразил, что голое тело жертвы может вызвать ненужные подозрения случайных прохожих.
Выругавшись, он натянул остатки платья на Лиду. Твердо ступая, психопат спустился на первый этаж и без опаски вышел из подъезда. Юрочка пересек улицу и через пролом в дощатом заборе проник на территорию заброшенного кладбища.
Сделав несколько шагов в кромешной темноте, он остановился у первой попавшейся могилы и, словно куль с мукой, сбросил Лиду на покрытый толстым слоем опалой листвы холмик. Выпрямив натруженную спину, с облегчением вздохнул и размеренным шагом отправился домой, заботясь лишь о том, чтобы успеть поспать хотя бы пару часов перед работой.
Лида очнулась от холода. Тело окоченело, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сначала перевернуться на живот, а уже потом сесть, ухватившись израненными руками за покосившийся крест. Собравшись с силами, она поднялась на ноги и побрела к пролому в заборе.
Оказавшись за пределами кладбища, она обняла весьма кстати подвернувшееся под руку дерево. Лида поняла единственное, что ей еще было под силу, – добраться к темнеющему прямо перед ней дому, позвонить в первую же попавшуюся квартиру и вызвать «скорую».
Но ее глаза заметили белое пятно кабины прикорнувшего на обочине трейлера. Имея кое-какой опыт общения с «дальнобойщиками», большинство из которых были отличными ребятами, Лида воспряла духом и решила попытать счастья. Она поковыляла к трейлеру.
Очевидно, добрый ангел, призванный охранять непутевую молодуху, соизволил возвратиться к ней, потому что через полминуты после того, как поскреблась в дверь, услышала сердитый сонный голос:
– Кого там нелегкая носит?
– Помогите, – прохрипела Лида, – погибаю…
Костик, ночевавший в кабине, вовсе не удивился, что его потревожили в столь поздний час. Распахнув дверцу, он мягко спрыгнул на асфальт. Горевший в кабине плафон давал немного света, но и этого было достаточно, чтобы, взглянув на исполосованное плеткой лицо Лиды, убедиться, что она действительно нуждается в помощи.
– Кто это вас так? – спросил участливо Костик, напряженно размышляя, как ему поступить: вызвать ментов и сдать пострадавшую или отвезти в ближайшую больницу.
– Маньяк… плеткой, – слабо отозвалась молодая женщина. – Прошу вас, в больницу… скорее… погибаю…
Словно в подтверждение того, что она нисколечки не шутит, ноги ее подкосились, и Лида рухнула на бок, ударившись головой об огромное колесо трейлера. Костик вначале растерялся и хотел возвратиться в кабину за аптечкой, но сообразил, что только потеряет драгоценное время, поскольку одним нашатырным спиртом здесь вряд ли обойдешься.
Поэтому, подхватив молодую женщину, он кое-как втащил ее в кабину, передвинулся на свое место и запустил двигатель.
Лихо затормозив у травматологического пункта, Костик бережно вытащил Лиду из кабины и отнес в приемную. Дежурный врач, с одного взгляда оценив состояние молодой женщины, был немногословным:
– Вовремя. А теперь погуляйте, пока я вас не позову.
Костик, которому при любом раскладе сегодня надо было продолжать рейс, отправился к машине.
Лида очнулась на больничной койке лишь, когда в окно палаты ворвался первый солнечный луч.
С трудом веря в свое спасение, она подумала, что в многочисленных рубцах, постоянно напоминавших о себе пульсирующей болью, зашифрована простая, но не всегда очевидная истина: расслабляться надо с умом.
Маньяк издевается над девушкой – история из жизни.
2015, . Все права защищены.
Возрождением пыток назвал известный анархист П. А. Кропоткин в таких условиях институт заложников.
Но этими заложниками фактически являлись все заключенные в тюрьмах.
Из воспоминаний С. П. Мельгунова:
«Когда я был в заключении в Бутырской тюрьме, я встретился здесь с московским доктором Мудровым. Я не знаю, в чем он обвинялся. Но, очевидно, никаких значительных реальных обвинений ему не было предъявлено. Он был переведен из тюрьмы Чека в общую тюрьму и здесь находился уже несколько месяцев. Он обжился как бы в тюрьме, и тюремная администрация с разрешения следователя при отсутствии необходимого в тюрьме медицинского персонала привлекла Мудрова к выполнению обязанностей тюремного врача. В тюрьме была тифозная эпидемия, и доктор Мудров самоотверженно работал, как врач. Его больше не вызывали на допросы. Можно было думать, что дело его будет ликвидировано, во всяком случае, ясно было, что прошла уже его острота. Однажды, во время исполнения Мудровым своих врачебных обязанностей, его вызвали на допрос в Чека. Он оттуда не вернулся, и мы узнали через несколько дней, что он расстрелян. Казалось, не было повода для такой бессмысленной жестокости. За что расстрелян был доктор Мудров - этого так никто и не узнал. В официальной публикации о нем 17 октября в «Известиях» было сказано лишь то, что он «бывший член кадетской партии».
Я помню другую встречу, быть может, произведшую на меня еще большее впечатление. Это было уже летом 1922 года. Я был арестован в качестве свидетеля по делу социалистов-революционеров. Однажды меня вызвали из камеры на суд.
Вели меня с каким-то пожилым изнуренным человеком. По дороге мне удалось перекинуться с ним двумя-тремя словами. Оказалось, что это был полковник Перхуров, участник восстания против большевиков, организованного Савинковым в Ярославле в 1918 году. Перхуров сидел в тюрьме Особого отдела ВЧК, - полуголодный, без книг, без свиданий, без прогулок, которые запрещены в этой якобы следственной тюрьме. Забыли ли его или только придерживали на всякий случай - не знаю. Вели его на суд также, как свидетеля, но... на суде он превратился вновь в обвиняемого. Его перевели в Ярославль, и там через месяц, как прочел я в официальных газетных извещениях, он был расстрелян. Один офицер просидел полтора года в этой ужасной по обстановке тюрьме Особого отдела и, быть может, еженощно ждал своего расстрела.
Я взял лишь два примера, которые прошли перед моими глазами. А таких сотни! И, если это совершалось в центре и в дни, когда анархия начала большевицкого властвования сменилась уже определенно установленным порядком, то что же делалось где-нибудь в отдаленной провинции? Тут произвол царил в ужасающих формах. Жить годами в ожидании расстрела - это уже физическая пытка. Такой же пыткой является и фиктивный расстрел, столь часто и повсеместно применяемый следователями ЧК в целях воздействия и получения показаний.
Много таких рассказов зарегистрировал я в течение своего пребывания в Бутырской тюрьме. У меня не было основания не верить этим повествованиям о вынесенных переживаниях - так непосредственны были эти впечатления. Такой пытке подверглись, например, некоторые подсудимые в деле петербургских кооператоров, рассматривавшемся осенью 1920 года в Москве в Верховно-революционном трибунале. Следствие шло в Петербурге. Одного из подсудимых несколько раз водили ночью на расстрел, заставляли раздеваться догола на морозе, присутствовать при реальном расстреле других - ив последний момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через несколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладание и готовы были все подтвердить, даже не существовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому. Присужденный к расстрелу по делу Локкарта американец Калматьяно в Бутырской тюрьме рассказывал мне и В. А. Мякотину, как его и его сопроцессника Фриде дважды водили на расстрел, объявляя при этом, что ведут на расстрел. Калматьяно осужден был в 1918 году, и только 10 мая 1920 года ему сообщили, что приговор отменен. Все это время он оставался под угрозой расстрела.
Находившаяся одновременно со мной в тюрьме русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминаниях передает о таких же переживаниях, рассказанных ей одной из заключенных. Это было в Москве, во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, то есть в самом центре. Обвиняли одну женщину в том, что она какого-то офицера спасла, дав взятку в 100 тысяч рублей. Передаю ее рассказ так, как он занесен в воспоминания Колбасиной.
На расстрел водили в подвал. Здесь «несколько трупов лежало в нижнем белье. Сколько, не помню.
Женщину одну хорошо видела и мужчину в носках. Оба лежали ничком. Стреляют в затылок... Ноги скользят по крови... Я не хотела раздеваться - пусть сами берут, что хотят.
«Раздевайся!» - гипноз какой-то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат расстегиваешься... сняла шубу. Платье начала расстегивать... И слышу голос, как будто бы издалека - как сквозь вату: «на колени». Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «вставай живее» - и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовский (известный следователь) и улыбался. Вы знаете его лицо - гнусное и хитрую злорадную улыбку.
- Что, Екатерина Петровна (он всегда по отчеству называет), испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивее. Правда?»
Пытка то или нет, когда мужа расстреливают в присутствии жены?
Такой факт рассказывает в своих воспоминаниях Н. Давыдова. «Узнали сегодня, что... баронесса Т-ген не была расстреляна. Убит только муж, и несколько человек с ним. Ей велено было стоять и смотреть, ждать очереди. Когда все были расстреляны, ей объявили помилование. Велели убрать помещение, отмыть кровь. Говорят, у нее волосы побелели».
В «Еженедельнике ЧК» зарегистрировано немало аналогичных эпизодов. Все это свидетельства из первоисточника.
Поражают чудовищные факты пыток в провинции.
«Саратовский овраг, куда сбрасываются трупы жертв местной Чека. Здесь на протяжении 40-50 сажень сотнями навалены трупы. На этот овраг в октябре 1919 года ведут двух молодых женщин и «у раздетых под угрозой револьверов над зияющей пропастью» требуют сказать, где-один из их родственников. Тот, кто рассказывает это, видел двух совершенно седых молодых женщин».
Хоть и редко, но все-таки часть несчастных, подвергавшихся физическим и нравственным мукам, оставалась жива и своими изуродованными членами и совершенно седыми не от старости, а от страха и мучений волосами лучше всяких слов свидетельствовала о перенесенном.
Некоторым чудом удалось избежать смерти, и они свидетельствовали, как после пыток людей тащили на расстрел. Так узнали об ужасной пытке над членом Учредительного собрания Иваном Ивановичем Котовым, которого вытащили на расстрел из трюма барки с переломанной рукой и ногой, с выбитым глазом (расстрелян в 1918 году).
А вот Екатеринодарская ЧК, где в 1920 году применяются те же методы воздействия. Доктора Шестакова везут в автомобиле за город на реку Кубань. Заставляют рыть могилу, идут приготовления к расстрелу и... дается залп холостых выстрелов. То же проделывается насколько раз с неким Корвин-Пиотровским после жестокого избиения. Хуже - ему объявляют, что арестованы его жена и десятилетняя дочь. И ночью проделывают перед глазами отца фальшивую инсценировку их расстрела.
Пытки совершаются путем физического и психического воздействия. Это происходило следующим образом. Жертва растягивается на полу застенка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым железным орудием, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невероятные страдания...
«В одиночке тюрьмы истязали учительницу Домбровскую, вина которой заключалась в том, что у нее при обыске нашли чемодан с офицерскими вещами, оставленными случайно проезжавшим еще при Деникине ее родственником офицером. В этой вине Домбровская чистосердечно созналась, но чекисты имели донос о сокрытии Домбровской золотых вещей, полученных ею от родственника, какого-то генерала. Этого было достаточно, чтобы подвергнуть ее пытке.
Предварительно она была изнасилована и над нею глумились. Изнасилование происходило по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затем остальные. После этого подвергли пытке, допытываясь от нее признания, где спрятано золото. Сначала у голой надрезали ножом тело, затем железными щипцами, плоскозубцами, отдавливали конечности пальцев. Терпя невероятные муки, обливаясь кровью, несчастная указала какое-то место в сарае дома № 28 по Медведевской улице, где она и жила. В 9 часов вечера 6 ноября она была расстреляна, а часом позже в эту же ночь в указанном ею доме производился чекистами тщательный обыск, и, кажется, действительно, нашли золотой браслет и несколько золотых колец».
В Москве в период ликвидации ЧК крупного политического дела в 1919 году в камеры заключенных была посажена вооруженная стража; в камеры постоянно являлись коммунистки, заявлявшие страже: это шпионы, при попытке к бегству вы можете их убить.
В Пензе председательницей ЧК была женщина Бош, зверствовавшая так в 1918 году, что была даже отозвана центром.
В Вологде председатель ЧК двадцатилетний юноша любил такой прием (1920). Он садился на стул у берега реки. Выводили из ЧК допрашиваемых, сажали их в мешки и опускали в прорубь. Он признан был в Москве ненормальным, когда слух о его поведении дошел до центра.
В Тюмени - пытки и порка резиной.
В Новочеркасской тюрьме следователь засовывал в рот допрашиваемого дула двух наганов, мушками цеплявшихся за зубы, выдергивал их вместе с десной.
Об этих застенках ЧК собраны огромные материалы «Особой комиссией» генерала Деникина.
Пыткой или нет является та форма казни, которая была применена в Пятигорске по отношению к генералу Рузскому и другим? «Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносились удары шашками. Среди палачей были неумелые, которые не могли нанести смертельного удара с одного взмаха, и тогда заложника ударяли раз по пяти, а то и больше».
Рузского рубил «кинжалом» сам Атарбеков - руководитель ЧК. Другим «рубили сначала руки и ноги, а потом уже головы».
В уральской ЧК - как свидетельствует в своем докладе Фрума Фрумкина - допрашивают так: «Медера привели в сарай, поставили на колени к стене и стреляли то справа, то слева. Гольдин (следователь) говорил: «Если не выдадите сына, мы вас не расстреляем, а предварительно переломаем вам руки и ноги, а потом прикончим». Медер на другой день был расстрелян.
Кстати, хочется сказать несколько слов о самой Фрумкиной. Знаменитая террористка. В 1903 году минская мещанка Фрумкина была арестована в Киеве за организацию подпольной типографии, при аресте она оказала бешеное сопротивление и пыталась пырнуть ножом жандармского офицера по фамилии Спиридович. Уже сидя в тюрьме, Фрумкина напросилась на допрос к генералу Новицкому, и, как только генерал начал записывать ее фальшивые показания, она бросилась на него, обхватила за голову и попыталась перерезать перочинным ножиком сонную артерию, но это не удалось. В результате Фрумкину сослали на каторгу в Зарентуй, откуда она сбежала, и в следующий раз была арестована уже в Москве, на представлении «Аиды» в Большом театре, при попытке покушения на московского градоначальника генерал-майора А. А. Рейнбота посредством дамского браунинга и пуль, отравленных синеродистым кали (эта попытка также была неудачной).
В 1909 году в Бутырской тюрьме она сумела обзавестись револьвером и стреляла в тюремного начальника Багрецова, за что по совокупности преступлений была приговорена к смертной казни через повешение. Как потом она сама рассказывала за день до казни, во время прогулки, ее подменила ненормальная уголовница из галицийских евреек. Уголовницу и казнили, а Фрумкина в 1909 году вышла на волю и сразу попала в Мариинскую больницу для бедных, так как у нее открылся тяжелый душевный недуг.
Вот такие герои революции...
Приведем описание «подвигов» коменданта Харьковской ЧК Саенко. Этот садист приобрел особенно громкую славу при занятии и эвакуации Харькова большевиками в 1919 году.
Это один из самых страшных палачей-чекистов. В руки этого маньяка были отданы сотни людей.
Один из свидетелей рассказывает, что, войдя в камеру (после ареста), он обратил внимание на перепуганный вид заключенных. На вопрос «Что случилось?» получил ответ: «Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Белочкина, и обещал зайти вечером, чтобы «подбрить» некоторых заключенных».
Прошло несколько минут, распахнулась дверь, и вошел молодой человек лет 19, по фамилии Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тень, а не человек. На вопрос «Что с вами?» короткий ответ: «Меня допрашивал Саенко». Правый глаз Сычева был сплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шее кровоподтеки, на левой лопатке зияла рана с рваными краями; всех кровоподтеков и ссадин на спине было 37».
Саенко допрашивал их уже пятый день. Белочкин с допроса был свезен в больницу, где и умер.
Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тело допрашиваемого и затем поворачивал его в ране. Все истязания Саенко производил в кабинете следователя Особого отдела, на глазах Якимовича, его помощников и следователя Любарскаго».
Дальше тот же очевидец рассказывает о казни нескольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 часов вечера в камеру в сопровождении австрийского штабс-капитана Клочковского, «он приказал Пшеничному, Овчеренко и Белоусову выйти во двор, там раздел их донага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижние части тела и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: «Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партии». Затем палач потащил во двор избитого утром Сычева, чтобы тот посмотрел на еще живого Пшеничного, здесь выстрелом из револьвера добил последнего, а Сычева, ударив несколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру».
Что испытывали заключенные в подвалах тюрем, говорят надписи на подвальных стенах. Вот некоторые из них: «Четыре дня избивали до потери сознания и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мучений», «Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса... расстрелян 26-го марта в 7 часов вечера на 23-м году жизни», «Комната испытаний», «Входящий сюда, оставь надежды».
Под стать своему начальнику были и его помощники. Свидетели говорят, что подчиненные Саенко следователи Мирошниченко (бывший парикмахер) и 18-летний юноша Иесель Манькин были особенно настойчивы.
«Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву «признать себя виновной в укрывательстве офицеров», второй, направив браунинг на допрашиваемого, говорил: «От правильного ответа зависит ваша жизнь».
Третий помощник - матрос Эдуард был знаменит тем, что, дружески разговаривая с заключенным, смеясь беззаботным смехом, умел артистически «кончить» своего собеседника выстрелом в затылок.
Ко всем ужасам с начала апреля «присоединились еще новые душевные пытки»: «казни начали приводить в исполнение почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрелы из надворного чулана-кухни, обращенного в место казни и истязаний. При осмотре 16 июня этого чулана в нем найдены были две пудовые гири и отрез резинового пожарного рукава в аршин длиною с обмоткою на одном конце в виде рукоятки. Гири и отрез служили для мучения намеченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрытым соломою, густо пропитанною кровью казненных здесь; стены против двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частичками мозга и обрывками черепной кожи с волосами; такими же брызгами покрыт пол чулана».
Из материалов «Деникинской комиссии»:
«Вскрытие трупов извлеченных из могил саенковских жертв показало страшные жестокости: побои, переломы ребер, перебитые голени, снесенные черепа, отсеченные кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленные головы, держащиеся только на остатках кожи, прижигание раскаленным предметом, на спине выжженные полосы и т. д.
В первом извлеченном трупе был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритский. Ему при жизни были причинены жестокие побои, сопровождавшиеся переломами ребер; кроме того, в 13 местах на передней части тела произвели прижигание раскаленным круглым предметом и на спине выжгли целую полосу».
Дальше: «У одного голова оказалась сплющена в плоский круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это плющение одновременным и громадным давлением плоских предметов с двух сторон». Там же: «Неизвестной женщине было причинено семь колотых и огнестрельных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею».
Обыкновенно всех приговоренных Саенко расстреливал собственноручно. Человек, если можно его так назвать, с мутным взглядом воспаленных глаз, он все время был под действием кокаина и морфия. В этом состоянии он еще ярче проявлял черты садизма.
«Одного, лежавшего в тифу приговоренного, он застрелил на тюремном дворе. Маленького роста, с блестящими белками и подергивающимся лицом маньяка бегал Саенко по тюрьме с маузером с взведенным курком в дрожащей руке. Раньше он приезжал за приговоренными. В последние два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.
В последний день нашего пребывания в Харьковской тюрьме звуки залпов и одиночных выстрелов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было расстреляно 120 человек на заднем дворике нашей тюрьмы».
Таков рассказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдельные «счастливцы» - всего 20-30 человек.
«Мы ждали в конторе и наблюдали кошмарное зрелище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающего к конторе, выбегал хлыщеватый молодой человек, выкрикивал фамилию, и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображение рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди... И в ночной тиши, прорезываемой звуками канонады под городом и отдельными револьверными выстрелами на дворе тюрьмы, в мерзком закоулке, где падает один убитый за другим, - в ночной тиши двухтысячное население тюрьмы мечется в страшном ожидании.
Раскроются двери коридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то светит фонарем и корявым пальцем ищет в списке фамилию. И люди, лежащие на койках, бьются в судорожном припадке, охватившем мозг и сердце. «Не меняли?» Затем фамилия названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнее: «Не меня, не сейчас!» Названный торопливо одевается, не слушаются одеревеневшие пальцы. А конвойный торопит: «Скорее поворачивайся, некогда теперь»... Сколько провели таких за 3 часа. Трудно сказать. Знаю, что много прошло этих полумертвых с потухшими глазами. «Суд» продолжался недолго... Да и какой это был суд: председатель трибунала или секретарь - хлыщеватый фенчмен - заглядывали в список, бросали: «уведите». И человека уводили в другую дверь».
В материалах «Деникинской комиссии» мы находим яркие, полные ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем.
«В первом часу ночи на 9 июня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрелов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по коридорам, к щелканью замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников».
«Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальние камеры доносился крик коменданта: «Выходи, собирай вещи». Без возражений, без понуждения, машинально вставали и один за другим плелись измученные телом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти».
На месте казни «у края вырытой могилы люди в одном белье или совсем нагие были поставлены на колени; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрел, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тело падало бесшумно на еще теплые тела убиенных. Казни длились более трех часов»...
Вот пытки в так называемой «китайской» ЧК в Киеве: «Пытаемого привязывали к стене или столбу; потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины»... «Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой, и к нему подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва умирала».
Данная комиссия утверждает, что применялась и такого рода пытка: «Пытаемых зарывали в землю до головы и оставляли так до тех пор, пока несчастные выдерживали. Если пытаемый терял сознание, его вырывали, клали на землю, пока он приходил в себя, и снова так же зарывали»...
Как показывают материалы Комиссии, каждая местность, особенно в первый период Гражданской войны, имела свои специфические черты в сфере проявления человеческого зверства. Каждая ЧК имела свою специальность. Например, специальностью Харьковской ЧК, где действовал Саенко, было скальпирование и снимание перчаток с кистей рук.
В Москве на выставке, устроенной большевиками в 1920-1921 годах, демонстрировались «перчатки», снятые с человеческой руки. Большевики писали о том, что это образец зверств «белых». Но на самом деле эти «перчатки» снимались в Харькове Саенко, и в Москве об этом прекрасно знали.
О том, что эти страшные экспонаты содраны с рук пытаемых харьковскими чекистами, единогласно свидетельствовали привезенные в Бутырскую тюрьму анархисты.
«Нас упрекают в готтентотской морали, - говорил Луначарский на заседании Московского Совета 4 декабря 1918 года. - Мы принимаем этот упрек»... И саенковские «перчатки» могли фигурировать на московской выставке как доказательство жестокости...
Эти экспонаты с человеческих рук впоследствии были выставлены в Кремле, в Большом дворце. Об этом говорил в своих воспоминаниях «La Russie Nouvelle» Эдуард Херриот.
В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. На лбу выжигали пятиугольную звезду; священникам надевали на голову венок из колючей проволоки.
В Царицыне и Камышине - пилили кости.
В Полтаве и Кременчуге всех священников сажали на кол.
В рукописной сводке материалов «Большевизм на группах кавказских минеральных вод» 1918 года пишут: «В Полтаве, где царил «Гришка-проститутка», в один день посадили на кол 18 монахов. Жители утверждали, что здесь (на обгорелых столбах) Гришка-проститутка сжигал особенно бунтовавших крестьян, а сам... сидя на стуле, потешался зрелищем».
В Екатеринославе (Днепропетровск) практиковали распятие и побивание камнями.
В Одессе офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.
Формы издевательств и пыток неисчислимы.
В Киеве жертву клали в ящик с разлагающимися трупами, над ней стреляли, потом объявляли, что похоронят в ящике заживо. Ящик зарывали, через полчаса снова открывали и... тогда производили допрос. И так делали несколько раз подряд. Удивительно ли, что люди сходили с ума.
О запирании в подвал с трупами говорит и отчет киевских сестер милосердия. О том же рассказывала одна из потерпевших гражданок Латвии, находившаяся в 1920 году в заключении в Москве в Бутырке и обвинявшаяся в шпионаже.
Она утверждает, что ее били нагайкой и железным предметом по ногтям, завинчивали на голове железный обруч. Наконец, ее втолкнули в погреб! «Здесь, при слабом электрическом освещении я заметила, что нахожусь среди трупов, среди которых опознала одну мне знакомую, расстрелянную днем раньше. Везде было забрызгано кровью, которой и я испачкалась. Эта картина произвела на меня такое впечатление, что я почувствовала - в полном смысле слова, что у меня выступает холодный пот... Что дальше со мной было, не помню - пришла я в сознание только в своей камере».
Вот заявление Центрального бюро партии социал-революционеров: «В Керенске палачи чрезвычайки пытают температурой: жертву ввергают в раскаленную баню, оттуда голой выводят на снег; в Воронежской губернии, в селе Алексеевском и других, жертва голой выводится зимой на улицу и обливается холодной водой, превращаясь в ледяной столб... В Армавире применяются «смертные венчики»: голова жертвы на лобной кости опоясывается ремнем, концы которого имеют железные винты и гайку... Гайка завинчивается, сдавливает ремнем голову... В станице Кавказской применяется специально сделанная железная перчатка, надеваемая на руку палача, с небольшими гвоздями».
В качестве некой итоговой черты ко всему выше сказанному, наверное, может послужить риторический вопрос современника тех событий прокурора Владимира Краснова:
«Но что могут прибавить эти кошмарные отрывочные воспоминания к общему зрелищу поруганной и распятой России, все еще кровоточащей своими отверстыми ранами?»...
Екатерина Рожаева
"Бутырка"
Зверства и пытки в назарбаевских застенках Жанаозеня. Рассказ 21-летней девушки, которая оказалась очевидцем преступлений полиции
30.12.2011
Баянбай Атанбайулы, Радио Азаттык
21-летняя Асем Кенжебаева заявляет, что была свидетелем жестоких пыток в подвалах городского управления внутренних дел 16 декабря в Жанаозене. Она утверждает, что там же побывал ее отец Базарбай Кенжебаев. Его родные говорят, что он умер от разрыва кишечника после того, как вернулся из полиции.
«Я ВИДЕЛА ВСЁ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ»
Асем Кенжебаева говорит, что ее задержали 16 декабря в 10 часов вечера, когда она отправилась на поиски своего отца.
Асем Кенжебаева в интервью корреспонденту радио Азаттык рассказала, что она видела ночью после того, как ее задержали. Ее рассказ приводим в переводе с казахского языка:
– Меня задержали 16 декабря в 10 часов вечера, когда я искала своего отца возле больницы. Меня посадили в машину, привезли к управлению внутренних дел и завели в подвал. В тот день задерживали всех, кто находился на улице, всех, кто попадался на глаза.
Я просидела там полчаса, на моих глазах происходили вопиющие ужасающие вещи. Людей было очень много, их лица было трудно разобрать, так как в подвале царил полумрак. Рядом со мной находились пять-шесть девушек. На них не было одежды, их заставили стоять. Там же в углу сидели еще несколько девушек. Люди в масках били их по коленям дубинками и ремнями.
Их били, то и дело повторяя: «Вы – мародеры, вы – воры». А те плакали, кричали, умоляли: «Нас привезли вовсе не с мест событий, вы сначала допросите нас».
Девушки были голые. Может, сейчас мне никто не поверит, но я видела всё! Девушки были голые! Их хватали за волосы и уводили в другую комнату, откуда через некоторое время доносились крики беспомощных девушек.
Нетрудно догадаться, что с ними могли делать мужчины. Затем девушек приводили обратно: их волосы были растрепаны, на них страшно было смотреть.
В интервью радио Азаттык Асем сказала, что ее тоже били:
Меня тоже били руками и ногами по тазобедренной кости, душили. Один из людей в масках спросил меня: «Ты, что, новенькая?» Я сильно испугалась, что меня тоже разденут и изнасилуют, как и тех девушек. Я ответила: «Да». Затем он сказал другому человеку в маске: «Отведи эту наверх».
Меня привели в следственный отдел. В тот момент я поняла, что, стоит мне угодить обратно в подвал, и я уже не выберусь оттуда. Я умоляла тамошнего начальника: «Ага, отпустите меня, я вышла в поисках отца; пожалуйста, отпустите меня». Он освободил меня в четыре часа утра. К тому времени уже установили комендантский час – я боялась, что меня вновь схватят. Кое-как я добралась до дома. Но я была рада, что мне удалось выбраться целой и невредимой.
На вопрос корреспондента радио Азаттык, может ли она опознать тех, кто пытал и бил задержанных, Асем ответила следующее:
Тех, кто был в масках, конечно же, нет. А тех, кто сидел в следственном отделе, могу опознать. Я узнаю всех, кто был с неприкрытым лицом. На днях я буквально напросилась в состав общественной комиссии, созданной для осмотра подвала УВД. Сидевшие там, не поднимая лиц, говорили мне: «Уходи, ты не войдешь сюда».
Я зашла к тому начальнику и сказала ему: «Ага, я же была у вас на допросе. Почему вы не признаете это? Вы же большой человек, работаете на такой солидной работе, во имя защиты народа! Но какая там защита народа? Вы, наоборот, издеваетесь над народом». Тогда он ответил: «Да, да, я узнаю тебя, ведь это тебя я отпустил тогда».
Находясь в коридоре, я увидела лица некоторых следователей, прибывших из Атырау, Шымкента. Мне удалось также узнать имя человека, который вел следствие.
В интервью радио Азаттык Асем сказала, что посетила тот подвал в составе общественной комиссии:
Вы знаете, когда мне вновь показали подвал, я чуть не упала в обморок. Всё было как во сне. Внутри подвала чистенько, как в больнице. А ведь в тот день там на полу была лужа крови. Меня мучает один вопрос: куда делись все эти люди, которых задержали тогда, – женщины, молодые девушки, парни? Были среди них и дедушки, и бабушки. Если их убили, почему не отдают родственникам их тела для захоронения? Это было бы хоть и небольшим, но утешением. Нам удалось проводить своего отца в последний путь, и на том спасибо. Однако мне не понравились многие люди, которые входили в состав общественной комиссии. Они не видели событий той ночи, им не осознать весь ужас этой трагедии. «А эти люди говорят, что ничего такого не происходило», – говорили они улыбаясь.
После этого я попросила показать комиссии гараж, который находится за зданием управления. Потому что отец рассказал мне, что его пытали и избивали именно в том подвале. По его словам, там было набито очень много людей, внутри было грязно, сыро и влажно. Я подумала: «Может, отец принял за лужи воды человеческую кровь?»
Вначале полицейские отмахивались: «Какой гараж? Нет там никакого гаража». Но потом всё же отвели нас туда. Там внутри всё еще было влажно, было видно, что полы посыпаны хлором. «Откуда тут вода?» – спросила я. «Это дождевая вода», – ответили мне.
Какой дождь? В Жанаозене в тот день не было даже снега, а не то что дождя. Почему я открыто говорю обо всем этом? Мне сейчас очень тяжело. Смерть отца... Кто ответит за это? А десятки людей, пропавших без вести?
Возле управления до сих пор можно встретить несчастных родителей, которые всё еще разыскивают своих детей. Они искали своих детей и в морге, и в больницах, но так и не нашли. Куда они могли исчезнуть? Даже если меня заберут, я рассказываю всё это, чтобы люди знали.
«У НАС НЕТ ИЗНАСИЛОВАННЫХ...»
Ее сестра Майра Кенжебаева опасается за жизнь Асем. Она считает, что жизнь сестренки как свидетеля событий того рокового дня висит на волоске.
О насилии над женщинами в Жанаозене в дни массовых беспорядков радио Азаттык сообщали и другие некоторые жительницы города.
Заместитель главного врача центральной больницы города Жанаозен Раушан Жапарова сказала нашему радио Азаттык, что изнасилованные женщины в больницу не поступали. «Начиная с 16 декабря и по сей день подобных инцидентов не было. Есть поступившие в отделение хирургии и травматологии», - говорит Раушан Жапарова.
СНАЧАЛА ЗАДЕРЖАЛИ ОТЦА
Отец Асем и Майры – Базарбай Кенжебаев - был похоронен 24 декабря. Его родные говорят, что он умер от разрыва кишечника, когда вернулся с допроса в полиции.
В течение двух суток его жестоко избивали, у него произошел разрыв внутренностей, и, когда полицейские поняли, что он уже не жилец, отпустили домой. Мы его отвезли в больницу, но через некоторое время он скончался в отделении реанимации, - говорит Майра Кенжебаева.
Отец, по словам Майры Кенжебаевой, был единственным кормильцем в семье. Двое детей не смогли продолжить учебу из-за нехватки денег и не могут устроиться на постоянную работу.
– Отец был слеп на один глаз, и поэтому его нигде не принимали на работу с хорошей зарплатой. Не успел он оформить и свою инвалидность, – говорит Майра Кенжебаева.
По словам Майры, их семья еле-еле сводит концы с концами. Да и отца они похоронили только благодаря помощи родственников. Теперь думают над тем, как справить ближайшие поминки.
Перед своей смертью Базарбай Кенжебаев успел сообщить корреспонденту российской «Новой газеты» о том, что как его избивали и пытали. Накануне он приехал с женой из аула, чтобы навестить дочерей. Одна из сестренок Кенжебаевых – Жадыра - родила 16 декабря. Базарбай Кенжебаев сказал, что полицейские задержали его возле дома его детей в Жанаозене.
«Меня повели в автобус. Внутри автобуса сразу начали бить - дубинками, ногами. Кроме меня в автобусе было человек 30 задержанных. Когда доехали до ГОВД, нас тоже встречала группа омоновцев, тоже били. Нам сказали полностью раздеться, бросить вещи в коридоре. Деньги, сотку - все забрали местные менты. Нас посадили в ИВС - 23 человека в камере 3 на 4 метра. Больше половины были от 16 до 18 лет, стариков почти совсем не было. Двух молодых парней потом «скорая» забрала - им руки сломали, они совсем побитые были, не уверен, что выжили. Когда мы зашли, нам велели лечь на пол лицом вниз. Зашли около 30 омоновцев и снова начали нас избивать - по голове, по спине, куда попадет. Ходили по нам. Молодым велели лицом вниз лечь, и потом сверху на голову наступали, чтобы разбить лицо. Потом начали уводить на допрос. Допрашивали на третьем этаже, перед этим разрешали надеть трусы. По обе стороны вдоль ступенек тоже стоял ОМОН, я только тогда понял, как много их к нам приехало. И тоже - идешь мимо двух шеренг, молотят, стараются попасть в пах. Следователь спрашивает, кто, откуда. Я повторяю: я из аула приехал, к дочери, дочь родила. Он говорит: нет, ты украл в «Сульпаке» телевизор, скажи, куда его дел, иначе будут избивать. А у меня кровь отовсюду идет. Я говорю: я не вор, я честный человек, у меня просто дочь родила. Меня вниз спускают, снова бьют - признайся, признайся! Но больше к следователю не водили. Спальных мест в камере не было, я просто сидел у стены - другие вымолили, мол, старик совсем, плохо ему. Остальных то заставляли стоять с поднятыми руками, то усаживали на корточки и «руки за голову». Водили по очереди на допрос и снова походя лупили кого-нибудь. Разговаривать нам запрещали. К утру пятеро из моей камеры взяли на себя вину, потому что не могли больше это выносить. Мы держались», - сказал Базарбай Кенжебаев в интервью «Новой газете».
Казнь через повешение
В Бирме стоял сезон дождей. Промозглым утром из-за высоких стен в тюремный двор косыми лучами падал слабый, напоминавший желтую фольгу, свет. В ожидании мы стояли перед камерами смертников – перед вереницей похожих на клетки сараев с двумя рядами прутьев вместо передней стенки. Камеры эти, размером примерно десять на десять футов, были почти совершенно пустыми, если не считать дощатой койки и кружки для воды. Кое-где у внутреннего ряда прутьев, завернувшись в одеяла, сидели на корточках безмолвные смуглые люди. Их приговорили к повешению, жить им оставалось неделю или две.
Одного из осужденных уже вывели из камеры. Это был маленький тщедушный индус с бритой головой и неопределенного цвета водянистыми глазами. На лице, как у комического киноактера, топорщились густые усы, до смешного огромные по сравнению с маленьким туловищем. Все обязанности, связанные с его охраной и подготовкой к казни, были возложены на шестерых стражников-индусов. Двое из них, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками, наблюдали, как остальные надевали на осужденного наручники, пропускали через них цепь, которую затем прикрепляли к своим поясам и туго прикручивали ему руки вдоль бедер. Они окружили заключенного плотным кольцом, их руки ни на секунду не выпускали его из осторожных, ласкающих, но крепких объятий, словно ощупывая его, движимые неотступным желанием убедиться, что он никуда не исчез. Подобным образом обычно обращаются с еще трепыхающейся рыбиной, норовящей выпрыгнуть обратно в воду. Осужденный же словно и не замечал происходящего, не оказывал ни малейшего сопротивления, вялые руки покорялись веревке.
Пробило восемь часов, и во влажном воздухе раздался слабый безутешный звук рожка, донесшийся из отдаленных казарм. Услышав его, начальник тюрьмы, который стоял отдельно от нас и с мрачным видом ковырял тростью гравий, поднял голову. Это был человек с хриплым голосом и седой щеточкой усов, военный врач по образованию.
«Ради бога, Фрэнсис, поторопитесь, – раздраженно проговорил он. – Заключенный уже давно должен был быть мертв. Вы что, все еще не готовы?»
Старший надзиратель Фрэнсис, толстый дравид в твидовом костюме и золотых очках, замахал смуглой рукой.
«Нет, сэр, нет, – поспешно проговорил он, – у нас ффсе ффполне готово. Палач уше шшдет. Можем идти».
«Ну что же, тогда пошли поскорее. Пока мы не покончим с этим делом, заключенные не получат завтрака».
Мы направились к виселице. По два стражника с винтовками на плече шагали бок о бок с заключенным, двое других шли сзади вплотную к нему, держа его за руку и плечо, словно одновременно подталкивая и поддерживая. Судьи же и все прочие следовали чуть позади. Пройдя десять ярдов, процессия без какой-либо команды или предупреждения вдруг резко остановилась. Произошло нечто ужасающее: одному богу известно, откуда во дворе появилась собака. С громким лаем она галопом подлетела к нам и принялась скакать вокруг, виляя всем телом, обезумев от радости при виде сразу стольких людей. Это была большая собака с длинной густой шерстью, помесь эрдельтерьера и дворняжки. Какое-то мгновение она с восторгом кружила около нас, а затем, прежде чем кто-нибудь успел помешать ей, рванулась к осужденному и, подпрыгнув, попыталась лизнуть ему лицо. Все застыли в оцепенении, настолько потрясенные, что никто даже не попытался схватить животное.
«Да кто же пустил сюда эту чертову скотину? – со злостью проговорил начальник тюрьмы. – Ну поймайте же ее кто-нибудь!»
Выделенный из эскорта стражник неуклюже бросился ловить собаку, но та подпрыгивала и вертелась, подпуская его совсем близко, однако в руки не давалась, видимо, расценив все это как часть игры. Молодой стражник-индус подхватил горсть гравия и попытался отогнать собаку камнями, но опа ловко увернулась и снова бросилась к нам. Радостное тявканье эхом отдавалось в тюремных стенах. Во взгляде осужденного, которого крепко держали двое стражников, читалось прежнее безразличие, словно происходящее было очередной формальностью, неизбежно предшествующей казни. Прошло несколько минут, прежде чем собаку удалось поймать Тогда мы привязали к ошейнику мой носовой платок н снова двинулись в путь, волоча за собой упиравшееся и жалобно скулившее животное.
До виселицы оставалось ярдов сорок. Я смотрел па смуглую обнаженную спину шагавшего впереди меня осужденного. Он шел со связанными руками неуклюжей, но уверенной походкой индусов – не выпрямляя колен. При каждом шаге мышцы идеально точно выполняли свою работу, завиток волос на бритой голове подпрыгивал вверх-вниз, ноги твердо ступали по мокрому гравию. А один раз, несмотря на вцепившихся ему в плечи людей, он шагнул "чуть в сторону, огибая лужу на дороге.
Как ни странно, но до этой минуты я еще до конца по понимал, что значит убить здорового, находящегося в полном сознании человека.
Когда я увидел, как осужденный делает шаг в сторону, чтобы обойти лужу, я словно прозрел, осознав, что человек не имеет никакого права оборвать бьющую ключам жизнь другого человека. Осужденный не находился на смертном одре, жизнь его продолжалась, так же как наши. Работали все органы: в желудке переваривалась пища, обновлялся кожный покров, росли ногти, формировались ткани – исправное функционирование организма теперь уже заведомо бессмысленное. Ногти будут расти и тогда, когда он поднимется на виселицу и когда полетит вниз, отделяемый от смерти лишь десятой долей секунды. Глаза все еще видели и желтоватый гравий, и серые стены, мозг все еще понимал, предвидел, размышлял – даже о лужах. Он и мы вместе составляли единую группу движущихся людей, видящих, слышащих, чувствующих, понимающих один и тот же мир; но через две минуты резкий хруст возвестит, что одного из нас больше нет – станет одним сознанием меньше, одной вселенной меньше.
Виселица располагалась в маленьком, заросшем высокими колючками дворике, отделенном от основного двора тюрьмы. Она представляла собой кирпичное сооружение, напоминающее три стены сарая с дощатым перекрытием сверху, над которым возвышались два столба с перекладиной и болтающейся веревкой. Палач – седой заключенный, одетый в белую тюремную форму, – стоял в ожидании возле своего механизма. Когда мы вошли, он рабски согнулся в знак приветствия. По сигналу Фрэнсиса стражники еще крепче вцепились в узника, то ли подвели, то ли подтолкнули его к виселице и неловко помогли ему взобраться по лестнице. Затем наверх поднялся палач и накинул веревку на шею.
Мы ждали, остановившись ярдах в пяти. Стражники образовали вокруг виселицы нечто, напоминающее круг. Когда па осужденного набросили петлю, он принялся громко взывать к своему Богу. Визгливый, повторяющийся крик: «Рама! Рама! Рама! Рама!», не исполненный ужаса и отчаяния, как молитва или вопль о помощи, но мерный, ритмичный, напоминал удары колокола. В ответ жалобно заскулила собака. Все еще стоявший на помосте палач достал маленький хлопчатобумажный мешочек, похожий на те, что используются для муки, и надел его на голову заключенному. Но приглушенный материей звук все равно повторялся снова и снова: «Рама! Рама! Рама! Рама! Рама!»
Палач спустился вниз и, приготовившись, положил руку на рычаг. Казалось, проходили минуты. Ни на миг не прерываясь, равномерные приглушенные крики осужденного раздавались снова и снова: «Рама! Рама! Рама!» Начальник тюрьмы, склонив голову на грудь, медленно ковырял тростью землю; возможно, он считал крики, отпустив осужденному лишь определенное число их, – может, пятьдесят, может, сто. Лица у всех изменились. Индусы посерели, как плохой кофе, один или два штыка дрожали. Мы смотрели на стоявшего на помосте связанного человека с мешком на голове, слушали его приглушенные крики – каждый крик – еще один миг жизни, и у всех у нас было одно и то же желание: ну убейте же его поскорее, сколько можно тянуть, оборвите этот жуткий звук.
Наконец начальник тюрьмы принял решение. Резко подняв голову, он быстро взмахнул тростью.
«Чало», – выкрикнул он почти яростно.
Раздался лязгающий звук, затем тишина. Осужденный исчез, и только веревка закручивалась как бы сама по себе. Я отпустил собаку, которая тут же галопом помчалась за виселицу, но, добежав, остановилась, как вкопанная, залаяла, а потом отступила в угол двора. И, затаившись между сорняками, испуганно поглядывала на нас. Мы обошли виселицу, чтобы осмотреть тело. Раскачивавшийся на медленно вращающейся веревке осужденный – носки оттянуты вниз – был без сомнения мертв.
Начальник тюрьмы поднял трость и ткнул ею в голое оливковое тело, которое слегка качнулось.
«С ним все в порядке», – констатировал начальник тюрьмы. Пятясь, он вышел из-под виселицы и глубоко вздохнул. Мрачное выражение как-то сразу исчезло с его лица. Он бросил взгляд на наручные часы: «Восемь часов восемь минут. Ну, на утро, слава богу, все».
Стражники отомкнули штыки и зашагали прочь.
Догадываясь, что плохо вела себя, присмиревшая собака незаметно шмыгнула за нами. Мы покинули дворик, где стояла виселица, и, миновав камеры смертников с ожидавшими конца обитателями, вышли в большой центральный двор тюрьмы. Заключенные уже получали завтрак под надзором стражников, вооруженных бамбуковыми палками с железными наконечниками. Узники сидели на корточках длинными рядами с жестяными мисками в руках, а два стражника с ведерками ходили между ними и накладывали рис; эту сцену было так приятно и радостно созерцать после казни. Теперь, когда дело было сделано, мы испытывали невероятное облегчение. Хотелось петь, бежать, смеяться.
Шагавший подле меня молодой метис с многозначительной улыбкой кивнул в ту сторону, откуда мы пришли: «А знаете, сэр, наш общий друг (он имел в виду казненного), узнав, что его апелляцию отклонили, помочился в камере прямо на пол. Со страху. Не угодно ли сигарету, сэр? Разве не восхитителен мой новый серебряный портсигар, сэр!»
Несколько человек смеялись, похоже, сами не зная над чем. Шедший рядом с начальником тюрьмы Фрэнсис без умолку болтал. «Ну вот, сэр, ффсе црошло так, что и придраться не к чему. Раз – и готово! Соффсем не ффсегда так бывает, не-нет, сэр! Помню, бывало и такое, что доктору приходилось лезть под виселицу и дергать повешенного за ноги, чтоб уж наверняка скончался. В высшей степени неприятно!»
«Трепыхался, а? Уж чего хорошего», – сказал начальник тюрьмы.
«Ах, сэр, куда хуже, если они вдруг заупрямятся. Один, помню, когда мы пришли за ним в камеру, ффцепился в прутья решетки. И не поверите, сэр, чтобы его оторвать, потребовалось шесть стражников, по трое тянули за каждую ногу. Мы взывали к его разуму. „Ну, дорогой, – говорили мы, – подумай, сколько боли и неприятностей ты нам доставляешь“. Но он просто не желал? слушать! Да, с ним пришлось повозиться!»
Я вдруг обнаружил, что довольно громко смеюсь. Хохотали все. Даже начальник тюрьмы снисходительно ухмылялся.
«Пойдемте-ка выпьем, – радушно предложил он. – У меня в машине есть бутылочка виски. Нам бы не помешало».
Через большие двустворчатые ворота тюрьмы мы вышли на дорогу. «Тянули его за ноги!» – внезапно воскликнул судья-бирманец и громко хмыкнул. Мы снова расхохотались. В этот миг рассказ Фрэнсиса показался невероятно смешным. И коренные бирманцы, и европейцы – все мы вполне по-дружески вместе выпили. От мертвеца нас отделяла сотня ярдов.
Перевод с английского:© 1988 М. Теракопян
Недавно разбирал свои конспекты, которые остались с тех далеких времен, когда я, закончив 8 классов, пошел в медучилище (институт закончил уже после). В одной из тетрадей я наткнулся на довольно интересные заметки. Там бегло записан рассказ, слышанный мной же от деда (старого чекиста). Он в это время служил в Туркестане, где боролся с басмачами. История меня заинтересовала и я, набросав конспект, обратился к преподавателю хирургии с просьбой её прокомментировать. Что она и сделала (оказывается, она тоже слышала об этом, еще когда сама была студенткой), по ходу истории упомянув о нескольких подобных случаях.
Думая, что это будет интересно почитать всем, кого интересуют подобные темы, я решился выложить ее здесь. Предупреждение: несмотря на то что все, изложенное здесь – правда, не вздумайте применять описанное в статье на себе или на ком-нибудь еще. Исход может быть летальным.
*Примечание администрации портала: слабонервным, беременным, чувствительным, брезгливым - и особенно ДЕТЯМ - читать этот рассказ дальше строго не рекомендуется!*
Итак, мой дед служил в ВЧК-НКВД и боролся с басмачами в Туркестане. Историю эту он рассказал мне (и даже дал посмотреть некоторые свои записи конкретно по этому делу) примерно в конце 70-х, будучи слегка под шофе. Видимо, водка развязала ему язык, потому что до этого он о своих подвигах (а их было немало, о чем я узнал уже после его смерти) особо не распространялся. По причинам, указанным ниже, я умышленно не привожу название кишлака, где это происходило, т.к прошло уже больше тридцати лет, но думаю, что это не столь важно.
Произошел этот случай в начале 30-х годов, когда основные силы басмачей были ликвидированы, но отдельные отряды еще продолжали борьбу, терроризируя округу и убивая отдельных представителей Советской власти – в основном, учителей или врачей.
В этом кишлаке решили открыть больницу. Нашли подходящее здание, привезли оборудование, и вскоре приехала женщина-врач – Сусанна Матвеевна. Ей в то время уже исполнилось около 60: низенькая, очень толстая… Но она, по словам деда, была еще очень энергичной, невзирая на возраст и чрезмерную полноту. Она быстро навела порядок, и спустя некоторое время эта больница стала известна на всю округу. Кроме Сусанны Матвеевны, имелось еще трое медсестёр.
Нужно заметить вот что еще: больница стояла на окраине кишлака, и Сусанна Матвеевна жила рядом с ней у одинокой пожилой женщины по имени Зухра. Зухра иногда помогала в больнице, выполняя неквалифицированные работы (мойка полов, побелка стен, стирка, и т.д.).Остальной персонал жил в центре кишлака, в общежитии, которое охранялось красноармейцами. На настоятельные просьбы перейти в общежитие Сусанна Матвеевна отвечала отказом, мотивируя это тем, что ей тяжело далеко ходить, а так она в любой момент в случае необходимости может прийти туда.
Так прошло несколько месяцев. Ничто не предвещало беды. И вот однажды летом Сусанна Матвеевна утром не вышла на работу. Ее прождали несколько часов, а потом медсестры пошли к дому Зухры. Постучали, им никто не открыл. Так как дверь была не заперта, они зашли в дом и увидели в комнате на полу перевязанный веревками тюк из одеял. Он ворочался и издавал утробные звуки. Женщины развязали веревки, размотали одеяла и увидели тетушку Зухру, как они ее называли. Она была связана по рукам и ногам, а ее лицо от подбородка до самых глаз было туго обвязано тонким полотенцем. Когда его сняли, выяснилось, что и во рту присутствовал тряпочный кляп. Женшины развязали ее и вытащили изо рта затычку, которая оказалась женскими шёлковыми панталонами.
Отдышавшись, тетушка Зухра рассказала, что ночью в дом ворвались несколько басмачей, скрутили обеих женщин, заткнув им рты так быстро, что они и пикнуть не успели (для этого они использовали бельевые веревки и нижнее белье Сусанны Матвеевны, которое она после стирки развесила с вечера), засунули Сусанну Матвеевну в большой кожаный мешок и забрали с собой, а Зухру замотали в одеяла и, перевязав веревкой, бросили на кошмы. Затем басмачи ускакали.
Из кишлака немедленно отправили курьера с депешей, и к вечеру следующего дня сотня бойцов во главе с дедом (он тогда еще не был дедом, а был лихим Федотом Ивановичем) ворвалась в кишлак.
Наутро они выехали на поиски. Было ясно, что Сусанны Матвеевны уже наверняка нет в живых, но банду надо найти и ликвидировать. Они скакали по степи весь день, но ничего не обнаружили. Бесплодным оказался и второй день поисков. Со знанием местности спрятаться в предгорье не составляло большого труда. На третий день, продолжая поиски, кто-то заметил, что с противоположной стороны их маршрута в небе над степью парят падальщики (так их называл дед, а как эти птицы зовутся по научному, я не знаю). На всякий случай решили поехать в ту сторону. Поскакали и через несколько часов увидели верблюжий труп. Подъехали ближе и ужаснулись. Дед говорил, что эта картина долго преследовала его в ночных кошмарах.
На земле лежала туша верблюда. Животное зарезали, и, выбросив внутренности, опорожнили брюхо. После этого брюхо заштопали сухими жилами, но при этом из него, как из мешка, торчала совершенно лысая голова. Приблизившись, бойцы разглядели, что на голову женщины, зашитой внутри верблюда, был надет мочевой пузырь с прорезью для носа, чтобы она могла дышать. Пузырь ссохся от солнца и туго облепил голову, как вторая кожа. Красноармейцы поняли, что перед ними Сусанна Матвеевна. Они мгновенно распороли брюхо верблюда и вытащили ее оттуда. Вытащив, увидели, что она связана по рукам и ногам тонкими сыромятными ремнями. Их быстро разрезали и начали размачивать водой ссохшийся пузырь. Сусанна Матвеевна была еще теплой, но уже не дышала. Она умерла, по всей видимости, менее часа назад.
Пузырь никак не удавалось снять. Видя, что ей уже ничем не поможешь, дед принял решение завернуть тело в попону и везти в кишлак, чтобы, сделав вскрытие, установить причину смерти. Помнится, его еще поразил ее раздутый живот. Разложение не должно было наступить так быстро, говорил он, но живот казался просто огромным, несмотря на ее природную полноту. Он напоминал туго надутый мяч.
Через несколько часов приехали в кишлак. Не дожидаясь утра, он собрал весь медперсонал с военфельдшером и приказал делать вскрытие. Первым делом распарили и стащили с головы пузырь. И увидели, что голова Сусанны Матвеевны абсолютно гладко выбрита (оказались сбритыми и смазанными маслом даже брови: это было сделано для того, чтобы легче было натянуть пузырь). Кожа под пузырём приобрела синюшный оттенок: глаза вылезали из орбит, и все лицо женщины было искажено маской неимоверного страдания. Далее из ее рта извлекли туго забитую туда, как пыж, тонкую ткань, почему-то сильно вонявшую фекалиями. Когда ее развернули, выяснилось (по вышитым меткам), что это ее панталоны французского шелка (цитирую, как запомнил по записям деда). Они оказались насквозь пропитанными жидкими фекальными массами. И тут случилось такое, что медики с ужасом и визгом бросились бежать. Дед вскочил и говорит, что чуть сам не наложил в штаны (конечно, он не так выразился), потому что изо рта покойницы показалась змеиная голова и начала медленно вылезать длинная змея.
Дед не растерялся, выхватил наган и несколькими выстрелами убил змею. При рассматривании она оказалась полозом длиной около 2х метров, рот которого был крепко зашит конским волосом. Дальнейшее вскрытие показало, что у Сусанны Матвеевны имеются ссадины в области заднего прохода, ампула прямой кишки туго забита промасленным хлопком, а кишечник совершенно пуст и раздут воздухом. Было ясно, что она подверглась какой-то мучительной пытке, но вот какой именно, не знал никто.
Все прояснилось через несколько дней, когда красноармейцы выследили и уничтожили банду басмачей. Сдавшись в плен, они оправдывались и сваливали вину один на другого, просили пощады.
Согласно их рассказу, все произошло следующим образом. Главарь банды распорядился произвести террористический акт с целью запугать местное население. Поэтому басмачи решили убить русских, которые строили «новую жизнь». Для этого они собрались напасть на кого-нибудь из больницы. Выбор пал на Сусанну Матвеевну, так как захватить других женщин из медперсонала было значительно труднее. Ее же, проживающую у одинокой Зухры, похитить не составляло никакого труда.
Ночью четыре человека тайком приблизились к хижине Зухры. Натолкнувшись на веревки с развешенным на них бельем, они всё срезали и забрали панталоны, чтобы использовать в качестве кляпов. С помощью ножа откинули крючок двери. Вошли внутрь и набросились на спящих женщин. Заткнуть им рты и связать было делом одной минуты. Женщины не успели издать ни звука. Затем Сусанну Матвеевну сунули в заранее приготовленный кожаный мешок, а Зухру замотали в ватные одеяла и, перевязав их веревками, бросили на пол. Вытащив мешок на улицу, бандиты перебросили его через спину лошади и ускакали.
Привезя пленницу в стойбище, ее вытряхнули из мешка и стали решать, как с ней поступить. Было решено подвергнуть ее позорной змеиной казни. Для этого с женщины сорвали ночную рубашку, вынули изо рта кляп и попытались напоить маслом клещевины. Сначала басмачи использовали обычную кружку, но Сусанна Матвеевна вертела головой, сжимала челюсти, выплевывала жидкость. Тогда ей заткнули нос хлопком и, вставив в рот продырявленный бычий рог и запрокинув голову назад, вылили в него кружку масла клещевины (касторовое масло – сильное слабительное, используется также для обработки кожи). Так как нос был заткнут, и дышать иначе становилось невозможно, ей пришлось глотать заливаемую в рот жидкость.
После этого басмачи развязали завязки панталон и спустили их. Оторвав от ночной рубашки большой кусок ткани, они затолкали тряпку в задний проход женщины, после чего опять надели на нее панталоны. Затем ей опять заткнули рот и снова сунули в большой кожаный мешок, завязав его на шее так, что голова осталась снаружи, и оставили одну в юрте. Через некоторое время масло подействовало, и у Сусанны Матвеевны начался сильнейший понос. Так как прямая кишка была заткнута, и кал не мог выходить, она испытывала сильнейшие боли, тужилась и стонала. Наконец, под давлением каловых масс и от потуг, тампон выскочил, и ей удалось облегчиться.
Все это время ее не беспокоили, только иногда кто-нибудь из басмачей давал выпить воды, вынув кляп (чтобы она не умерла раньше времени от обезвоживания). Через полтора суток (на дворе была ночь) ее вынесли на улицу и, освободив из мешка, стащили пропитанные жидкими каловыми массами панталоны и вылили на женщину несколько ведер воды. Грязные панталоны они бросили в ведро с водой. Потом ее повалили на кошму и несколько басмачей прижали ее так, что она не смогла даже пошевельнуться, один из мучителей намылил её голову и, пока ее держали, бритвой срезал все волосы на теле. Затем руки Сусанны Матвеевны связали за спиной мокрым сыромятным ремнем, после чего, нагнув, раздвинули ягодицы и ввели в задний проход большую глиняную воронку.
Два басмача принесли небольшой казан и мешок, в котором что-то шевелилось. Развязав мешок, они вытащили оттуда большую змею, и один из басмачей, придавив куском войлока змеиную голову, конским волосом зашил пасть. После этого змею бросили в казан и насильно посадили Сусанну Матвеевну на него так, что змея оказалась накрыта воронкой. От костра на листе железа принесли груду углей, насыпали сзади казана и начали раздувать их небольшими кузнечными мехами. Два басмача держали Сусанну Матвеевну за плечи, а двое других - за ноги Через несколько минут казан нагрелся, и змея начала метаться внутри. Не имея другого выхода, пресмыкающееся через горлышко воронки полезло в кишечник Сусанны Матвеевны. Так как змея была толщиной около 5 см, то женщина закричала от боли, но басмачи схватили лежащие в ведре панталоны и туго забили ей рот, затянув завязки на затылке. Будучи мокрой, грязной и вонючей, ткань забила рот так плотно, что она не могла даже шевельнуть языком, не то что её выплюнуть. Это было само по себе очень мучительной пыткой.
Бандиты немного подождали, затем, подняв женщину, увидели, что змея полностью скрылась в ее кишечнике. Затем один из басмачей вставил ей в анус бычий рог, из которого ее поили маслом клещевины, и, присоединив к нему кузнечные мехи, начал вдувать внутрь туловища воздух (наверное, для расправления складок кишечника и обеспечения воздухом змеи, чтобы она не задохнулась раньше времени; кроме того, вдувание воздуха в кишечник само по себе крайне мучительно). Когда живот раздулся, как тугой мяч, мехи убрали, а прямую кишку туго забили промасленным хлопком. (В качестве пытки надувание воздухом издавна известно на Востоке, см Аль Масуди «Золотые копи и россыпи самоцветов»).
Затем Сусанну Матвеевну усадили на верблюда и, привязав к седлу, повезли куда-то в степь. Так они ехали несколько часов. Приехав на нужное место (такое, чтобы ее можно было обнаружить), они спешились. Зарезали верблюда, вытащили внутренности и положили внутрь его брюха связанную Сусанну Матвеевну, а отверстие крепко зашили сухожилиями так, что наружу торчала только ее голова (видимо, кто-то из басмачей читал Апулея). Её голову смазали маслом и обтянули верблюжьим мочевым пузырём плотно, как второй кожей. Чтобы не задохнулась раньше времени, под ноздрями прорезали небольшое отверстие. После чего басмачи ускакали.
Что было дальше, можно только догадываться. Поднялось Солнце, степь раскалилась, пузырь, высыхая, туго стянул голову, вызывая ужасные мучения. Туловище верблюда тоже страшно нагрелось. Ремни, которыми были связаны руки и ноги, высохли и туго врезались в тело, причинив сильную боль.
От повышения температуры змея начала проявлять активность, а так как кишки были надуты воздухом, она поползла по кишечнику. Начались неописуемые муки (кто хоть раз проходил колоноскопию, поймет о чем я). Змея прошла весь толстый кишечник и через баугиниевую заслонку проникла в тонкий (т.к рот ее был зашит, она не могла кусать и жевать кишечник, а просто тупо лезла вперед). Продвижение пресмыкающегося через тонкий кишечник вызвало неописуемую боль…
Наконец, через привратник гадина проникла в желудок. Тычась в стенки, случайно попала в пищевод и, поднявшись по нему, уткнулась в тряпичную затычку, которую удерживал на месте туго обтянувший голову и приставший к лицу пузырь. Этим она закупорила дыхательное горло и вызвала удушье. Там змея и находилась до тех пор, пока не начали делать вскрытие и не удалили преграду, мешавшую ей выползти.
Над басмачами состоялся суд, и они получили по заслугам.
Предвидя вопросы, скажу: все, что тут написано, - правда. Я только произвел небольшую литературную обработку того, что рассказывал мне дед, и прочитанного мной в его записях. Просто пересказал своими словами, стараясь ни на шаг не отступать от оригинала. Единственное, я не привожу здесь некоторых имен и не указываю места действия. Делаю это умышленно, из этических соображений. Дело в том, что, возможно, живы потомки этих басмачей. Тогда они были врагами, а сейчас время поменялось, и они стали героями войны за независимость. К сожалению, у меня не осталось никаких документов по этому делу. После смерти деда его жена отдала все в музей, где они и пропали с концами. Поэтому Вам придется поверить мне на слово. Очень хотелось бы узнать про похожие факты. Если у кого есть, выкладывйте. Интересно будет их обсудить.
Прислал dr Rendell .
P.S. Вам нужна аренда бесшовных панелей по низкой цене? Наша компания готова предложить вам полный комплекс услуг по аренде бесшовных панелей отличного качества по очень приятным ценам.
Просмотры: 45481
